Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия

Аврутин Евгений Александрович

«Единственные планы, которыми я могу с вами поделиться…»

Джейн вздрогнула и поняла, как хорошо владеет собой, раз не уронила тарелки ни в салоне, ни сейчас, в коридоре. Догадка, зародившаяся с первой фразы мистера Вандерби, стала очевидной.

Джейн вспомнила, где она слышала этот голос.

Это был голос Счастливчика Джона.

Да, ведь он же собирался попасть на корабль, идущий к Балтийской эскадре. Только посланец дяди Генри предпочёл сделать это не в Портсмуте, как она, а в Копенгагене. Зато явился прикрытый

таким статусом, который даёт ему возможность задавать любые вопросы, не боясь встречного удивления от такого любопытства.

Джейн даже сбавила шаг и покрепче ухватила поднос. Как хорошо, что она отправилась в путь! И как страшно оттого, что рядом плывёт человек, который не просто хочет, чтобы папа не вернулся с войны, но и может для этого постараться.

Но Джейн понимала, что страх придётся преодолеть – поговорить с мистером Вандерби, задать ему вопрос про капитана Летфорда и проверить, что будет с его лицом, не опасаясь за свои гримасы.

У неё было пока лишь одно преимущество. Она видела Счастливчика Джона, а он её – нет. Скорее всего, он даже не думал, есть ли дети у человека, которого ему следовало…

Джейн в очередной раз отогнала мысль, от которой у неё холодели руки (вот уж не ко времени, когда они и так еле удерживают тяжёлый поднос!), как вдруг самые серьёзные мысли на время отлетели прочь.

Она даже не поняла, откуда появился (вылетел, выскочил, образовался в воздухе) Микки. Главное, что он схватил Джейн за рукав.

– Осторожнее, у меня посуда, – сказала Джейн машинально, тут же сообразив, что говорить это Микки бессмысленно. Так и оказалось.

– Правда, посуда? – искренне изумился тот. – А мне показалось – ночной горшок из капитанской каюты.

Шуточку про горшок он, правда, произнёс тихо, и была она, кстати, совершенно необоснованной – в каюте капитана имелось не одно удобство с забортным сливом, а даже два – с каждого борта, чтобы ничего и никогда не делать против ветра. Горшка там быть не могло, но Микки в капитанской каюте не бывал.

– Тебя не тяжело, Джонни? Честное слово, если ты сейчас уронишь пару тарелок, нести станет легче.

Полагалось сказать «не смешно», но Джейн, понимая, что побить посуду нетрудно и без участия Микки, сделала вид, что смеётся. Ей стало жарко от унижения. Она помнила, что произойдёт, если хотя бы один стакан или блюдце превратятся в осколки.

Микки слегка толкнул пальцем верхнюю тарелку в стопке, так что та закачалась.

– Если ты разобьёшь, я скажу коку, – сказала она, как показалось самой, спокойно, не считая горевших щёк.

– Наша маленькая Джонни будет ябедкой? – презрительно протянул Микки. – Ладно, девчонка в брюках, ты права, мне нельзя бить твою посуду. Это твоё неотъемлемое право, грех на него покушаться.

И он, продолжая левой рукой удерживать Джейн, пощекотал правой её под мышкой.

– Прекрати, – укусив губу, чтобы унять зуд, сказала Джейн.

– Ты насчёт пенни меня

не слушаешь, чего мне тебя слушать? – буднично произнёс Микки. – Да, Джонни, даже у такого Всезнайки-Задохлика должны быть мозги. Вспомни, мистер Эндрю обещал всыпать тебе за каждую разбитую чашку. Я бы на твоём месте сейчас одну и разбил. Мне страшно представить, что он сделает с тобой за весь поднос.

Вонючка закатил глаза, будто увидел невыносимое зрелище, и ещё раз пощекотал Джейн. «Если он добьётся своего, может, мне признаться, что я девчонка? Спасёт ли?»

Будем добры к Джейн: в эту секунду у неё из головы вылетел и Счастливчик Джон, и даже её миссия.

Она согнулась, попыталась увернуться от рук Микки, продолжая держать поднос прямо. Оглянулась по сторонам, надеясь, что кто-нибудь появится в коридоре. Коридор был пуст.

– Микки, – спокойно сказала Джейн, – тебе дать шестипенсовик?

– Это половина долга, – сказал он, но прервал щекотку. – Давай.

– У меня заняты руки. Я отдам на камбузе.

– Дудки. На камбузе ты отдашь мне все, что должен. А сейчас я хочу, чтобы Всезнайка наконец-то узнал… – Руки Микки опять потянулись к Джейн.

– Они в кармане брюк, возьми, – сказала Джейн, надеясь, что Вонючка поверит и она получит лишние три секунды.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – усмехнулся Микки. Его рука устремилась к карману Джейн, причём так умело, как будто и прежде опустошала чужие карманы. Проблема заключалась в том, что карман Джейн был пустым.

Три секунды, как уже поняла Джейн, – это очень большое время. Можно очень много передумать и много сделать. Занятые руки и понимание, что крик не спасёт, оставили лишь одну возможность. Продуманную за две секунды.

Рука Микки влезла в карман брюк, коснулась бедра. С непривычки Джейн чуть не выронила поднос, но не забыла, что решила делать. Она дождалась, когда на лице Вонючки появится возмущённое разочарование, сама опустила взгляд, чтобы не промахнуться, и, едва Микки открыл рот, тяжко и прицельно припечатала своей пяткой носок его ботинка.

– Обмаааааааа! – укоризненная реплика Микки перешла в резкий вой. Его левая рука, державшая Джейн, разжалась, и она кинулась по коридору с дурацкой мыслью: пусть уж уроню сама, чем от его щекотки. Микки ковылял сзади в озлобленную припрыжку и чем-то грозился.

«Миленькие, держитесь, буду вас мыть, протирать, поцелую каждую», – шептала Джейн, обращаясь к тарелкам. То ли они её послушались (какой тарелке хочется разбиться?), то ли она бежала очень уж аккуратно, но путь до камбуза был преодолён без потерь.

Минуты через две доковылял Вонючка. Он уже пользовался обеими ногами, но правой – аккуратно.

– Микки, ты что, зашибся в коридоре? – все ещё краснея, но уже справившись с дыханием, спросила Джейн.

– Чуть-чуть. А вот кое-кто… – прошипел Микки, но, так как между ним и Джейн стоял кок, опустил угрозу.