Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
Джейн передвинула стул туда, куда указал Федька.
– Боишься чуток? – усмехнулся Саша.
– По мелочи попасться боюсь, – ответил Федька. – Знаешь же, какая в корпусе главная кара для гардемаринов? В унтера отдать, а то и в солдаты. Я, когда понял, что флот драться не будет, долго думал, чего бы так напроказить, чтобы под барабан загреметь. Не стал. Если мало нашалить, будет простое взыскание, никакой радости. Да, чего пить-то будем? Хорошо бы с мороза да за встречу, ну хотя бы глинтвейнчика, да по бокальчику. Пойдёт?
– Пойдёт, – сказал Саша, перевёл по-французски Джейн. Та сказала, что выпила бы шоколаду.
– Только вот что, – голос Федьки стал смущённым, впрочем, в отличие от Саши, краснеть он и не пробовал. – Тут матушка опять, ну короче… Прислала пряников, яблок, орехов, а денег – запамятовала. Ну совсем чуток. Слушай, может, без глинтвейна?
Саша резко махнул рукой. Похоже, этот жест был прекрасно знаком Федьке. Он обрадовался, избавился от смущения и даже вспомнил, зачем на самом деле они зашли в «Доминик».
– А ты ещё про пирожки да пирожные говорил.
– Можно и пирожных, – согласился Саша. – Каких?
– Да пирожные такое дело, сам не знаешь, на какое разлакомишься. Пусть большую тарелку несут.
Официант принял заказ. В такую погоду глинтвейн варился загодя и был подан быстро.
– За встречу, брат Сашка. Давай рассказывай, как скатал в Чухляндию. До Або или только до Свеаборга?
Саша рассказал ему две трети своих приключений. В этой версии он отплыл в море, но финны рассказали ему о падении Бомарзунда, после чего он возвратился, а уж на обратном пути, в Гельсингфорсе, повстречал Иоганна. Тот сбежал из дома, к отцу – офицеру роты эзельских егерей, направленных в Финляндию, но узнал, что рота послана под Севастополь.
Время от времени Саша останавливался и переводил для Джейн на французский. «Как врать научился!» – удовлетворённо подумала она.
Федька дослушал и, в перерыве между двумя пирожными, одобрил решимость Иоганна.
– Молодца, немец-перец! И ты молодец, брат Сашка. Чего сейчас до весны на Балтике делать? Сейчас там до марта за нас будет адмирал Лёд воевать, как в двенадцатом году генерал Мороз. Англичан-то видали?
– Да, только издали, – ответил Саша, заодно переведя на французский. Джейн поддакнула, с трудом удержавшись, чтобы не добавить: «С детства насмотрелась!»
– И мы за лето изрядно. Ты не застал, верно, а на нынешний сезон это была главная забава, как Павловский курзал. На пролётках ездили к Ораниенбауму посмотреть в подзорные трубы на английские корветы. Для всех зрелище, цирк, а для нас… ну, всех, кто по морскому делу, – позор. Я же тогда гардемарином был на «Марии». Все ждал, когда по эскадре приказ придёт: поднять паруса, помолиться и из Маркизовой лужи к Толбухину маяку, в драку. Так и не дождались приказа-то!
Свой глинтвейн Федька допил почти до капли. Даже в тени Джейн хорошо видела, как покраснело его лицо.
– Сашка… Брат Сашка… Как я тебе завидовал, денди ты наш, из прогрессивного пансиона. Помнишь, как смеялся, бывало, над тобой, весной особенно? Мол, я, твой друг закадычный, в бой пойду навстречу джекам, а ты будешь читать своего Диккенса да Теннисона.
– Было такое, – коротко заметил Саша.
– Ну вот, пришла пора, и что? Ты из своего пансиона сбег на войну. А я все приказа жду… Вот все говорят: французы, лягушатники. А ведь помнишь Трафальгар? Французы из Кадиса вышли в бой, Нельсона не испугались. Нель-со-на, – по слогам растянул Федька. – А мы какого-то Нэпира…
А тебе, вампир,Адмирал Нэпир,Будет у нас не пир! –презрительно произнёс Федька. – А вот, пожалуйста, все лето пировали британцы в Финском заливе, пили свой портер и грог, поглядывали на наши берега. Петергофский дворец небось видели в свои подзорные трубы.
Федька проверил кружку на остатки глинтвейна и продолжил, правда тихо, до шёпота:
– И Государь на них смотрел, из дворца.
Замолчал, не зная, как продолжить. Саша молчал, не зная, что ответить. Джейн, почти ничего не понявшая, допивала шоколад маленькими глотками. «Хорошо, что я не знаю, о чем они говорили, упоминая Нельсона и Нэпира, – думала она. – Судя по интонации, этот разговор испортил бы мне удовольствие от шоколада, самое меньшее, наполовину».
Кроме того, чтобы облегчить труды Федьке, Джейн взяла с тарелки пирожное. Откусила, зажмурила глаза. Такого лёгкого, воздушного крема она никогда не ела. Уши наполнил тихий говор непонятной речи с соседних столиков. От тепла, да ещё долгой поездки по морозцу, тянуло в сон. «Вот засну, крепко-крепко, и проснусь в Освалдби-Холле, и узнаю, что Лайонел ходит обеими ногами и нет никакой войны, и не нужно папе никуда ехать…»
«Инкерман», – донеслось с одного из соседних столиков, и Джейн с обидой поняла, что проснуться ей так и не удастся.
«Кстати, я же что-то важное хотела сказать Сэнди, когда нас повстречал этот веснушчатый кондитерский проглот», – вспомнила Джейн.
– Сейчас-то куда собираешься? Хочешь барона на вокзал проводить или сам?..
– Я провожу барона под Севастополь, да там с ним и останусь, – уточнил Саша.
Федька чуть не подпрыгнул на стуле.
– Точно, Сэнди-денди? («Идёт ему это имя», – подумала Джейн.) Слушайте, а возьмите меня с собой! Ась? В дороге втроём всяко веселее, да и легче. Только вот…
– Боишься, что тебя в Корпусе дезертиром объявят? – спросил Саша. Федька махнул рукой.
– Хорош дезертир, в самое пекло! Смотри, как я рассчитал: если в пути не тянуть, будем в Крыму в начале февраля, не позже. В дороге поймают или уж в Севастополе дадут поворот, так я всяко успею на Балтику, до новой кампании. Опять глаза мозолить, смотреть, как бритты плавают по Финскому заливу. А если под Севастополем успеть командирам приглянуться, то все, меня с бастионов только царским указом выцепишь. Вот только другая у меня забота.