Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
Опять поля. За ними большое село с высокой церковью. «Рождествено», – сказал Саша. Потом рощица, сады, парк и барский дом.
Джейн увидела его не сразу. А когда увидела – охнула и упала бы, если не сидела. Закрыла лицо руками. Медленно убрала их, протёрла глаза, взглянула опять.
Она не ошиблась. Барский дом в Рождествено был копией Освалдби-Холла. Глаза, не верившие такому сходству, отчаянно искали различия, находя лишь подтверждающие мелочи: козырёк на крыльце, кажется, чуть длиннее, пристроенная к дому деревянная галерея, тёмные портьеры в одном из окон второго этажа,
Саша удивлённо взглянул на Джейн.
– Когда был построен особняк? – спросила она.
– Лет за десять до моего рождения, когда Лев Иванович получил наследство. А что, – подозрительно спросил Саша, – английский стиль не выдержан? Архитектор был наш, из Петербургской академии, но пять лет прожил в Англии и изучал старинное строительство.
– Стиль выдержан, – улыбнулась Джейн.
Между тем они подъезжали к крыльцу. Из дверей выплеснулась целая толпа, будто загорелось здание. «Наверное, сегодня в господский дом пригласили все село, – подумала Джейн. – Но они неплохо одеты для рабов!»
Когда сани замерли у крыльца, толпа поклонилась. Вышел средних лет мужчина, важного вида, в серой, расшитой золотом ливрее, с красными галунами, и поклонился приезжим:
– Добро пожаловать, Лев Иванович! Банька натоплена, обед – как прикажете подавать.
– Спасибо, Степаныч, – сказал дядя Лев.
Толпа сдержанно галдела и тихо голосила: похоже, громкие восторги, как и причитания, здесь не приветствовались. Впрочем, радость на лицах была, безусловно, неподдельной.
– Сашенька, надеюсь, комнату свою ты не забыл, – произнёс Лев Иванович, когда хозяева и гости вошли в усадьбу. – Друга твоего поселим рядом, сейчас его Степаныч проводит. А нам нужно заглянуть в кабинет.
Степаныч, подобно Федьке, пытался поупражнять свой французский в беседе с гостем. Джейн в очередной раз услышала, как вся усадьба ждала возвращения молодого барина и наконец-то дождалась. При этом Степаныч изрядно конфузился: он был уверен, когда они поднялись на второй этаж, юный приятель Александра Петровича смеётся над его французским произношением. А Джейн на самом деле, оказавшись в знакомом коридоре, подумала: кто же здесь живёт в комнате Лайонела?
Кстати, её саму определили рядом с собственной комнатой в Освалдби-Холле. Похоже, здесь её спальню занимал Саша.
Поблагодарив Степаныча, Джейн осмотрелась в комнате. Самым важным элементом была дверная защёлка. Закрывшись, Джейн торопливо сбросила шинель – было жарко, как и во всех русских домах, – и прошлась до окна. Управляющий оставил свечку, но даже и без неё в помещении не было бы кромешной темноты: горел дворовый фонарь, отблескивал чистый снег за окном.
Джейн села на мягкую кровать. Все это было мило и комфортно… вот дальше-то как? Впервые с того дня, когда она, пройдя таким же коридором, спустилась потайной лестницей и покинула Освалдби-Холл, её дальнейшее путешествие не зависело от неё самой.
В дверь постучали, вежливо и весело.
– Откройте, юная эстляндская леди, – прошептал Саша.
– Дядя не очень сердился? – также шёпотом спросила Джейн, впуская его.
– Сердился, – кивнул Саша. – Только не за побег.
– А за что?
– Я, как на борту корабля, так и не дал ему обещание не убегать. Он грозился меня в комнате запереть и даже умыться отпускать со стражей. Стража тут и правда нашлась бы. Народ испугался, что я с войны не вернусь, стерегли бы не за страх, а за совесть. Впрочем, – усмехнулся Саша, – какой у дяди страх?
– И до чего вы договорились?
– Ни до чего. Он только выпросил у меня обещание сегодня не убегать. Это ладно, я его уважил. Надо же хоть немножко отдохнуть перед дальней дорогой. Поесть чего-нибудь поприличнее, чем котлеты из мяса неведомых зверей, поспать не на клоповнике, умыться. Кстати, ты в бане была?
– Нет, – ответила Джейн, вспомнив, что в Федькиных анекдотах про чьи-то весёлые похождения это слово упоминалось.
– Значит, будешь. Надо умыться с дороги.
Баня была рядом с домом, к ней вела та самая крытая галерея, что отличала усадьбу в Рождествено от Освалдби-Холла. По словам Саши, галереей можно было пройти и в другие полезные службы: конюшню, хлев, птичник, не говоря уже о многочисленных погребах.
В бане пришлось выдержать небольшую битву со старым Федотычем, истопившим баньку и обещавшим попарить барина, «чтоб тот как родился заново». Понятно, это удовольствие было обещано и гостю. Саша постарался вытеснить из бани Федотыча, не обидев его в лучших чувствах.
Мылись, конечно, долго. Сначала Джейн вышла в коридор, Саша разделся в предбаннике, попарился на скорую руку, намылился и окатил себя несколькими ковшами, не разбирая, тёплая вода или ледяная. Дальше началась сложная комбинация.
Сначала Саша оделся, вышел к Джейн и предложил ей перейти в предбанник. Пока она раздевалась, был в коридоре, а когда уже вошла в баню, он вернулся в предбанник и начал руководить ею из-за дверей. Идея войти вдвоём в парилку в одежде и показать, как с чем обращаться, была отвергнута Сашей как опасная для здоровья.
Для чего существуют веники, Саша объяснил тоже. Джейн неожиданно понравилось, она спросила из-за двери, что такое «poddat», и Саша не без труда объяснил ей, как найти рукавицу – безопасно открыть дверцу, как, не снимая ту же рукавицу, вплеснуть ковш воды на камни, главное же, успел посоветовать, что после этого благоразумно присесть, а не прыгать к потолку.
– На камбузе бывало жарче! – смеясь, крикнула Джейн. – Но здесь пахнет приятней!
Она так распарилась, что чуть не забыла предупредить Сашу о своём выходе, поэтому ему пришлось вылетать из предбанника едва ли не прыжком, закрыв глаза ладонями.
– Кстати, – сказал Саша, – бани есть не во всех барских, но дядя построил её принципиально. Хотя он и считает себя англофилом, но именно поэтому поддерживает народные традиции.
Лев Иванович, по его собственным словам не евший со вчерашнего вечера, терпеливо дождался племянника и гостя. Обед подали в столовой, ярко освещённой множеством свечей – их явно не берегли.