Дочь киллера
Шрифт:
– Скажите тогда, в каком он состоянии, – попросила женщина.
Дежурная с досадой посмотрела на нее и нехотя процедила:
– Состояние у вашего знакомого средней тяжести. Следующий!
Следующими по очереди были мы с Тамарой Семеновной. В это время у дежурной снова зазвонил телефон. Она радостно схватила трубку:
– Ой, это ты! Сколько лет… А что у тебя случилось?
Я было подумала, что речь снова пойдет о каком-то несчастном заболевшем животном, но на этот раз была другая тема:
– Ну, я же всегда говорила, что он у тебя – козел! А ты все не верила! Ну что? Теперь убедилась? Мой тоже козел! Да все они козлы! А ты вот что сделай: перестань ему готовить! Ага, он сразу станет как шелковый! Уже проверено. А…
Тут тетка замолчала, потому что я придвинулась к самому окошку и стала в упор смотреть на дежурную. Еще в Ворошиловке преподаватели отмечали мои способности к гипнозу, поэтому результат не замедлил сказаться. Тетка отвела трубку от уха и нервно спросила:
– Девушка, вам чего?
– Хочу получить справку, – невинным тоном произнесла я. – Ведь это справочная, не так ли?
– А вы что, не можете подождать? Я разговариваю, вы что, не видите?
– Подождать я не могу, к сожалению, не захватила с собой теплых вещей, – все так же спокойно ответила я. – А ваш разговор как раз может до самой зимы затянуться.
– Какие все умные стали, – буркнула дежурная.
– Не все стали умными, – возразила я ей, – в этом-то и проблема.
– Клаша, я тебе перезвоню попозже, – сказала дежурная в трубку, – тут одна шибко умная заявилась. Ну? – произнесла она свое ключевое слово.
– Больной Перегудников Владислав Семенович, поступил сегодня утром по «Скорой», – проговорила я на одном дыхании.
Дежурная снова начала листать журнал.
– Вам в первую хирургию, – наконец ответила она.
– А номер палаты? – спросила я.
– Он не в палате, а в реанимации. Восьмой этаж. Следующий!
– Идемте, Тамара Семеновна, – сказала я Алешечкиной, и мы направились к лифту.
Я нажала кнопку вызова, но ждать прибытия лифта пришлось довольно долго. Он то громыхал где-то на верхних этажах, то останавливался и снова приходил в движение, но до нас почему-то так и доходил. Можно было, конечно, подняться и пешком, но я была не одна. Наконец лифт спустился вниз, и его двери открылись. Из лифта вышли четыре человека, мы с Тамарой Семеновной вошли внутрь, а следом за нами в лифт втиснулись двое мужчин, судя по одежде, пациенты.
– Нам на восьмой этаж, – сказала я и уже собиралась нажать кнопку, как один из больных сообщил, что лифт поднимается только до шестого этажа.
– А как же подняться выше? – спросила Тамара Семеновна.
– Вам надо будет подняться до пятого этажа, потом пройти направо по коридору, там вы увидите еще один лифт, и вот он-то вас уже и доставит до восьмого этажа, – объяснил худощавый мужчина в домашней пижаме. – Только на шестой этаж не поднимайтесь, потому что там коридора нет.
– Да что же так все сложно-то? – спросила Алешечкина.
– А потому что проект такой! – ответил больной в пижаме.
– Бардак, натуральный бардак, а не проект, – выдал свою характеристику лифтовому хозяйству больницы другой пациент – хмурый толстяк с перевязанной правой рукой.
Тут лифт как раз доехал до пятого этажа, и мы с Тамарой Семеновной вышли. Не прошло и пятнадцати минут, как мы, преодолев все сложности со следующим лифтом, добрались до первой хирургии.
– Где здесь находится реанимация? – спросила я у проходившей мимо девушки в медицинской униформе.
– А туда посторонним нельзя, – авторитетно заявила она.
– Мы не посторонние, – возразила ей Алешечкина. – Я – сестра больного.
– Все равно нельзя, это же реанимационная палата, там только обслуживающий персонал находится.
– Скажите, у кого можно узнать о состоянии больного? – вступила я в разговор.
– Пройдите в ординаторскую, там вам все скажут. Прямо по коридору, – добавила она, увидев, что мы стоим на месте.
– Идемте, Тамара Семеновна, – сказала я Алешечкиной.
В ординаторской находился один-единственный молодой врач.
– Мы по поводу Перегудникова Владислава Семеновича, – произнесла Алешечкина, – хотим узнать о его состоянии.
– Его только что прооперировали, – сообщил врач, – я сам ассистировал.
– Ну как он, доктор? – взволнованно спросила Тамара Семеновна.
– Он сейчас под наркозом, – ответил врач, – состояние средней тяжести.
– Нам сказали, что к нему нельзя, – заметила Алешечкина.
– Естественно, в реанимации родственникам не место. Вот переведут его в общую палату, тогда – пожалуйста.
– Доктор, а когда его переведут из реанимации? – вновь задала вопрос Тамара Семеновна.
– Ну, кто же вам сможет ответить? – пожал плечами врач. – Все будет зависеть от его состояния.
– Сестра пострадавшего беспокоится о его безопасности, – пояснила я, – ведь на Перегудникова было совершено покушение.
– Вы напрасно беспокоитесь, у нас посторонние тут не ходят, – заверил врач.
– Я останусь и буду стоять у дверей реанимационной палаты, – раздался голос Владимира Канареечникова, который, видимо, стоял за дверью и мог слышать наш разговор.
Владимир открыл дверь и вошел в ординаторскую.
– Ну, вообще-то телохранитель Владислава Семеновича – это я, – возразила я водителю.
Врач с интересом посмотрел на меня.
– Я же говорю: в охране пациента нет никакой необходимости, – сказал он.
– Но я же могу стоять у входа в реанимацию? – упрямо спросил Канареечников.
– Можете, конечно, – ответил врач, – но…
– Спасибо вам за информацию, мы разберемся между собой, – произнесла я и, подхватив под руки Алешечкину и Владимира, повела их к выходу.