Дочь княжеская. Книга 4

Чернышева Наталья Сергеевна

“Это ты — голограмма”, — издевалась тьма, таившаяся под каждым кустиком ночного сада. — “Это ты — мираж. Не маг Жизни, но иллюзия жизни”.

— Ты кто? — повторила Хрийз вопрос. — Покажись!

“Не сейчас. Сейчас ещё рано. Потом. Потом, когда ослабеешь. Потом поговорим.”

— Сейчас! — резко потребовала Хрийз. — Я приказываю: сейчас.

“Приказывай”, — глумилась тьма, отступая, уползая куда-то вдаль, где клубились багровые тучи и шла сухая, без единой

дождинки гроза: — “Приказывай!”

— Стой, гадина! — крикнула Хрийз. — Стой! Не договорили еще!

“Потом”, — пришел ответный, ослабленный расстоянием вздох. — “Потом…”

Сад опустел. Магическое присутствие пожелавшего остаться безликим врага растворилось в бархате южной ночи без остатка. Теперь это была просто ночь, с Луной и запахами цветущего шиповника.

Движение за спиной привлекло внимание. Карина не спала, хотя должна была вроде. Она сидела, поджав ноги по-турецки, на разворошенной постели и упоенно рисовала в широком альбоме с твердой обложкой. Акварелью. Плошка с водой стояла рядом.

Хрийз тихонько заглянула в альбом. Карина досадливо повела плечом — чувствовала присутствие, чувствовала! — но решила не отвлекаться.

Рисунок рождался стремительно, проявляясь, как на снимке полароида. Полароид Хрийз когда-то видела, очень давно, в прежней, канувшей в былое безвозвратно жизни. Раритет, кассеты к нему не найдешь, а когда-то, по словам бабушки… то есть мамы… был популярен. Запас кассет полароидных в комоде, между тем, нашелся. И одну даже разрешили потратить… Как мало надо тогда было для полного счастья! Полароид и кассета.

Теперь я хочу большего

Выжить.

И разобраться с той нечистью, которая отравляет жизнь Карине.

На рисунке, ещё влажном, но уже завершенном, четко отпечаталась тьма, ползущая в комнату из сада. И сияющая фигурка ангела на подоконнике, одна нога согнута в колене, вторая свешивается вниз, и свет, теплый даже на взгляд, заполняющий комнату, изливающийся в мир, заставляющий тьму корчиться в бессильной злости.

Заряд эмоций, вложенных в рисунок, зашкаливал.

— С-спрячь, — прошептала Карина. — Мне нельзя рисовать…

— Ты меня видишь? — спросила Хрийз.

— Почти. Спрячь!

Хрийз хотела было возразить, мол, как, когда пальцы бесплотны. Но рисунок удержался в ее руках неожиданно легко. Хрийз положила его на шкаф, снизу не увидеть, надо знать, что изрисованный лист альбома лежит именно там. Обернулась, и увидела, как Карина прячет краски. Под подушку, да. И воду — туда же. На постель при этом не пролилось ни капли. Так не бывает.

Ну же, соображай, что это может значить! Хрийз от досади пристукнула себя кулачком по колену.

Так бывает только после посвящения стихией Воды. Девочка — интуитивный стихийный маг. А эти сволочи ее жрут! Медленно так, растягивая удовольствие.

Хрийз едва не разорвало поднявшейся яростью

Призрак, говорите? Иллюзия?!

Сейчас мы посмотрим, кто тут иллюзия!

Ярость достигла предела и вдруг рассеялась, будто лопнули удерживающие ее стеклянные стенки. В полном опустошении Хрийз стояла посередине комнаты, в страхе вслушиваясь в тонкий стеклянистый звон осыпающихся осколков. Когда она решилась осторожно оглядеться, то увидела, что разбилось зеркало. То самое, которое древнее трюмо. Горка мелких осколков, вот и все, что от него осталось.

“Это сделала я”, — поняла Хрийз, разглядывая свои полупрозрачные руки. — “Значит, я — могу! Если сделала один раз, сделаю и второй. Вот только поменьше надо разрушений как-тo.”

Ночь — плохое время для экспериментов. Карина спит, не надо тревожить ее. Странно, что снизу никто не пришел на грохот. Бабушка… мама… совершенно точно уже прибежала бы!

Хрийз взяла со шкафа рисунок, единственную вещь, которую она могла взять в руки в этой комнате и то лишь потому, что бумага и краски, пропитавшие ее, насыщены были магией.

Магией Воды и магией Жизни.

Хрийз осторожно отодвинула догадку в сторону. Слишком смело. Слишком… отчаянно. Не надо надеяться на что-то извне, лучше рассчитывать только на себя. Теперь она с благодарностью вспоминала свой первый, трудный год в Сосновой Бухте. Прав был отец, устроивший такое испытание. Под контролем, которого Хрийз не могла тогда заметить. С подстраховкой, которую невозможно было разглядеть, но она была, была…

Зато теперь, оказавшись в реальной беде, Хрийз не металась в панике и не боялась действовать. Она усмехнулась сама про себя. Да уж… чего ещё можно бояться в ее положении, не смерти же.

А сила придет.

Она в этом даже не сомневалась.

Рисунок Карины, как все подобные вещи одаренных с рождения, нес в себе несколько слоев. Чем больше Хрийз смотрела в него, тем больше видела деталей. Извивы и петли тьмы неприятно напоминали Алую Цитадель.

“Я ведь уничтожила ее, как и хотела. Мы уничтожили…”

Мы.

Мила Трувчог.

Хрийз вспомнила разговор с маленькой неумершей до последнего слова так, будто разговор тот завершился только вот что.

Низкий давящий свод пещеры. Черная вода, неподвижно затаившаяся между каменными стенами. Звонкое кап-кап — вода сочится сверху, там, наверное, идет проливной дождь…

— Ты же понимаешь, Мила, что так дальше продолжаться нельзя? — спрашивала Хрийз. — Что надо меняться. Что пора пришла повзрослеть.

— Повзрослеть, — неживая девочка качала головой, пытаясь осознать услышанное. — А как это?

Хрийз растерялась от такого вопроса. Как это — взрослеть? Как будто она сама знала!