Дочь куртизанки

Дэйн Клаудиа

– Тогда вы… – заинтересовался Эшдон.

– Я англичанка. Кто же еще? – удивилась София и улыбнулась. – Разве это не очевидно?

София и Каролина были непохожи, как следует быть похожими матери и дочери. Как только Эшдон поймет, что в Каро нет ничего, кроме прелестной груди, которая в итоге может надоесть даже ему, брак распадется, если в высшем свете вообще был возможен брак. Он начнет жить своей жизнью, она – своей. Они родят парочку детишек и станут изредка видеться друг с другом на балах.

Эшдон, вероятнее всего, об этом уже

подумал, что объясняло его решимость и угрюмость.

– Куда бы ты хотела поехать, Каро? – спросила София.

– Полагаю, во Франции было бы забавно, – ответила девушка, уставившись на свою салфетку.

– Кажется, моя дочь переживает свадебную истерику, – тихо произнесла София. – Эшдон, вы это учтете?

Вместо ответа Эшдон мрачно уставился на нее.

– Думаю, леди Дэлби, Эш сам немного переживает, – постарался заполнить неловкую паузу лорд Кэлборн. – Во время свадьбы нервы сдают не только у невест.

– Вы сильно нервничали, когда были женихом, ваша светлость? – спросила Анни.

– У меня от волнения так стучали зубы, что мне казалось, я потерял три из них.

– И вы женились охотно? – поинтересовалась София.

– Скажу даже, что очень желал этого, – ответил Кэлборн. – Мне было всего двадцать, и в голове у меня не было ничего, кроме карт, охоты и…

– Конечно, женщин, – прервала его София со смехом. – Хотелось бы встретить мужчину двадцати лет, у которого мысли не заняты женщинами.

– Заняты, да, – признался Кэлборн. – Смесью страха и желания, которая лишь ввергала меня в смятение.

– Как честно сказано, – заметила Анни. – Позвольте поздравить, ваша светлость? Большинство мужчин никогда не признаются, что испытывают смущение и страх.

– Не придавайте этому слишком много значения. Я могу признаться в этом теперь, потому что прошло много времени и я это уже перерос. Женщины меня больше не пугают, – криво улыбнулся он.

– Какое счастье для женщин. – София улыбнулась в ответ и повернулась к Анни. – А ваш муж нервничал во время свадьбы, миссис Уоррен?

– Думаю, нервничал. – Анни улыбнулась воспоминаниям. – Но, конечно, в тот момент я этого не знала. Мне он казался сильным, честным и храбрым.

– Именно так невеста и должна представлять своего мужа, – подтвердила София.

В этот момент все взоры обратились к Каро. На нее смотрели даже лакеи, стоявшие вдоль стен.

Решимость, решимость, решимость.

К сожалению, она не могла найти в себе решимости. Все, что она чувствовала, – страх, вожделение и очень много злости. Пускай решительным будет Эшдон. Она исполнена зла, хотя и более совершенного. Это ярость.

– И снова я выступаю невпопад, – произнесла Каро, глядя на мать с застывшей саркастической улыбкой. – Я совершенно необычная невеста… с самым необычным мужем.

Эшдон резко оторвался от созерцания своего бифштекса и уставился на нее. Он совсем не казался решительным, и она посчитала это огромным достижением.

– Если не ошибаюсь, – вежливо

проговорил Кэлборн, – в этом все дело, большинство мужей во время свадьбы чувствуют себя совершенно необычно, хотя большинство невест не способны это заметить. Вы очень проницательны, леди Каролина.

– Ваша светлость, осмелюсь сказать, что не стоит меня хвалить за то, что может заметить любой слепой нищий. Лорда Эшдона искусно довели до алтаря, и, вместо того чтобы воспринимать его как сильного, храброго и правдивого человека, более честно было бы назвать его загнанным в угол, пойманным. Но поскольку он джентльмен, то его можно назвать еще и решительным. Я к вам несправедлива, лорд Эшдон? – сладко произнесла она.

– Вы несправедливы к себе, Каро, – ответил Эшдон, пристально глядя ей в глаза. – Такие сети расставляют все женщины, на самом деле их учат этому с пеленок, но когда мужчина загнан в угол, как вы говорите, то лишь он один решает, быть ему пойманным или нет. А поскольку у нас теперь общие, как замечательно сказала леди Дэлби, семейные тайны, то я согласен разделить и вот это: нет ни одного женатого мужчины, который не знает, что именно он был охотником, расставившим ловушки, загнавшим в угол и поймавшим женщину, которую хочет.

София легонько похлопала в ладоши.

– Отлично сказано, лорд Эшдон. Очаровательно сказано.

– Вы согласны с тем, что я сказал, леди София? – спросил Эшдон.

– Было бы глупо спорить, – безмятежно произнесла София.

Конечно, Каро обязательно бы с этим поспорила. Было бы глупо не спорить.

– Простите меня, – сказала молодая женщина, взглянув на Анни, Кэлборна и мать. – Но я уверена, что не сказала ничего нового для вас, как бы вульгарно это ни выглядело.

– Вульгарностей лучше избегать, где возможно, Каро, – посоветовала мать. – Может, нам лучше оставить вас, чтобы вы могли обсудить все с глазу на глаз? Думаю, кофе мы выпьем в желтой гостиной.

Не успела Каро перевести дух, как Анни, Кэлборн и София удалились из столовой, закрыв за собой дверь.

– Полагаю, вы тоже собираетесь отчитать меня за вульгарность, – обратилась Каро к Эшдону, когда они остались наедине.

– Вовсе нет, – ответил Эшдон, пристально глядя на лакеев, пока они не покраснели и не вышли из столовой. – Скажите, что вам нужно. Не хочу быть суровым с собственной женой.

– С вашей женой вы никем не хотите быть, – огрызнулась Каро. – Жена вам даже была не нужна!

– Не говорите глупостей, – проговорил он, вонзив нож в бифштекс. – Жениться был мой долг.

– Это не то же, что хотеть жениться.

Эшдон взглянул на нее. Ей все ужасно надоело. Он может идти со своим пронзительными глазами куда угодно и пронизывать ими какую-нибудь другую женщину.

Но это лишь доказывало, в какой ярости была она, готовая убить любую, на кого случайно или еще как-то Эшдон положит глаз… или какую-то другую часть своего тела.

– Вы отлично знали, что я вас хотел, – сказал он.