Дочь мадам Бовари
Шрифт:
В Лондон из Бата приезжала совершенно другая девушка – она была недорого, но стильно одета, легкий макияж подчеркивал ее тонкие черты, белые волосы были закручены хитрым узлом. Берта умудрилась на одной распродаже купить себе пару элегантных плащей и сумку на длинном ремешке. Следуя совету французской законодательницы мод, она отдала предпочтение бежевым, черным и синим цветам. Ее дорогой гардероб был невелик – пара-тройка предметов, – но сочетались они прекрасно. Однажды она себе призналась, что как только разбогатеет, то купит себе простые, но крупные бриллиантовые серьги и будет их носить, не снимая.
В Лондоне во время уик-эндов она старалась провести время с пользой – привычка учиться, заложенная с детства, давала о себе знать. Музеи, выставочные
Саймона Планта и недолгую историю их отношений она почти не вспоминала. И дело не в короткой памяти Берты. История эта включала в себя такое огромное количество неловкостей, что Берта досадливо морщилась, когда вдруг сталкивалась с Саймоном в коридорах школы. Все, что ей напоминало о нем, вызывало раздражение и брезгливость.
Берта, выросшая в маленьком городке и наездами теперь гостившая в шумном Лондоне, тяготилась выверенной жизнью Бата. «Здесь красиво, комфортно, но очень скучно. Я не хотела бы так жить, – думала она и мысленно представляла себя владелицей лондонского дома, стоящего посреди лужайки. – Эту уродливую каменную вазу я уберу и поставлю фонтан или разобью клумбу с розами». Берта как-то не очень думала о том, что между этим домом и ней стоят как минимум два обстоятельства – замужество и родня мужа.
Когда Дэннис Кэмбвелл объявил родне, что совершенно не желает заниматься семейным бизнесом – поставкой ко двору Ее Величества канцелярских товаров и писчей бумаги, – его мать, леди Кэмбвелл, пять дней пила водку со странным для британцев названием «Шишкин». Впрочем, родня не сильно удивилась. Ни отказу Дэнниса, ни запою леди. Последняя не раз была замечена в злоупотреблении, а Дэннис всегда был строптивцем. Но вместе с тем именно на него возлагались надежды. Сэр Ричард, отец Дэнниса, был работающим аристократом в пятом поколении. Явление не частое, но все же встречающееся. Дело, когда-то начатое далеким предком, он любил и всеми силами старался привить эту любовь детям. В их большом доме в пригороде Лондона на почетном месте в дорогой рамке висел клочок серой бумажки с цветными прожилками – именно с этого клочка и началась история их бизнеса. По преданию, один из английских королей любовные послания предпочитал писать именно на бумаге этого сорта. Правда это или нет, уже никто не знал, да, собственно, это мало кого интересовало. Главное, что Королевская лицензия открывала широкие возможности для дела.
Сэр Ричард жил надеждой, что подрастающие дети станут его помощниками. Однако очень быстро он понял, что старшая дочь, девица не очень красивая, совершенно не амбициозна. К тому же мысль о замужестве ей заслонила все остальные перспективы. «Оно понятно, все дочери почти одинаковы – на них ставку делать не стоило», – размышлял сэр Ричард, наблюдая за светскими увлечениями дочери. Младший сын был одержим военной карьерой и свое будущее с перьевыми ручками и бумагой элитных сортов никак не связывал. Младший сын был упрям, и очень скоро стало ясно, что служить ему где-нибудь на Фолклендских островах. Средний ребенок Дэннис был натурой творческой и увлекающейся. Любое давление со стороны родителей вызывало в нем сопротивление – он делал все наоборот. Но очень скоро сэр Ричард понял, что именно из среднего сына выйдет отличный делец. «Он самолюбив, быстро соображает и совершенно осознанно делает нужный выбор. Из него выйдет толк», – решил отец и отправил его на одну из фабрик для обучения. Результат не замедлил сказаться – Дэннис провел там год, тратя все время на создание каких-то немыслимых инсталляций из гофрированного упаковочного картона с золотистыми прожилками, а потом нежданно-негаданно объявил, что решил стать художником. Сэр Кэмбвелл развел в растерянности руками, а леди Кэмбвелл поступила так, как поступала в моменты душевных кризисов. Немного подумав, отец дал сыну три года на раздумья: «Через три года ты должен будешь приступить к делам –
Дэннис лобзиком не выпиливал, а ходил на курсы по классическому рисунку, живописи и дизайну. Он наслаждался жизнью и старался не думать о том, что год свободной жизни уже прошел, а из достижений можно было считать только участие в выставке молодых художников. О нем, как о подающем надежды, написали журналы и даже было несколько фотографий, но Дэннис был реалистом, он понимал, что этому вниманию он обязан своей аристократической семье. Дэннис сознавал, что с этим ничего уже не поделать – его успех всегда будет в тени успехов семьи, а значит, надо усилия утроить.
В силу специфики своего увлечения Дэннис общался с людьми разными и по происхождению, и по статусу, и по богатству. Но его это совершенно не волновало, ему важен был сам человек. С русскими студентами, коих на этих курсах было много, он бы с удовольствием сблизился – во-первых, любопытство, а во-вторых, русская живопись девятнадцатого века ему очень нравилась, но здесь возникало две проблемы. Часть русских студентов держалась особняком и обожала выпендриваться. А вторая из всех сил притворялась англичанами. Это было смешно, и серьезно относиться к ним Дэннис не мог. Из всех он смог сблизиться только с Егором – Джорджем. Впрочем, не успев подружиться, они тут же стали соперниками, потому что Дэннис, как и Егор, влюбился в прекрасную блондинку.
Дэннис, как художник, сразу обратил на нее внимание. Она была красива, но к этой красоте была добавлена энергия, решимость и загадка. «Ну, с загадкой все ясно – она же русская! – усмехался про себя Дэннис. – Но откуда эта воля?» Впрочем, в присутствии Берты Дэннис мог только смотреть по сторонам – от одного ее взгляда он, как настоящий рыжий, становился пунцовым. Через какое-то время появилась еще одна забота – нельзя было допустить, чтобы между Егором и Бертой возникли отношения. Известие, что отныне Берта будет в выходные проживать в доме Егора, сначала повергло Дэна в расстройство, но, присмотревшись к ней, он понял, что опасаться нечего – к интрижкам эта девушка не склонна. Главное, чтобы она не влюбилась в Егора. А потому Дэннис стал тенью Берты и Егора. Месяцы, которые складывались из уик-эндов, стремительно вылились в год. Стойкое равновесие, которое сохранялось благодаря Берте, друзей держало около друг друга.
В один из дней Дэннис заехал к родителям и объявил, что на традиционный воскресный обед приедет не один. Леди Кэмбвелл легкомысленно порадовалась – она почему-то решила, что Дэннис приедет с молодой леди Сомс, дочерью их близких друзей, которую все прочили в невесты их сыну. Между ним и леди Анной была дружба, та самая детская дружба, что редко перерастает в любовь – слишком много друг о друге люди уже успели узнать. Не осталось загадок, тайн, не осталось ничего, что могло стать открытием. Но родители и с той, и другой стороны, подстегиваемые соображениями выгоды и аристократическими амбициями, считали дело уже решенным. Тем более что ни сын Кэмбвеллов, ни дочь Сомсов особо не спорили. Однако сэра Ричарда провести было нельзя – он слишком хорошо знал своего сына.
– Кто с тобой будет? – осторожно спросил он, не обращая внимания на радостную воркотню жены.
– Одна девушка.
– Кто она?
– Увидите.
Дэннис ликовал, но к его радости примешивались опасения – дело в том, что девушка, которая должна была быть на обеде в поместье его родителей, об этом еще ничего не знала. И Дэннис пытался придумать, как построить разговор, чтобы, во-первых, не напугать Берту, а во-вторых, дать ей понять, что он не из простой семьи (они хоть и дальние, но родственники королевской семьи, а предки матери были в родстве с одной шотландской принцессой). Пожалуй, впервые в жизни Дэннис радовался своему происхождению. Портреты предков, украшавшие стены гостиной, сегодня показались ему особенно внушительными. «Хотя этих русских понять невозможно! Окажется, что ей все равно!» Дэннис уточнил на всякий случай у матери дату и час обеда и спешно покинул дом.