Дочь Некроманта
Шрифт:
Это было интересно, но не больше; у ученика дуоттов имелись куда более насущные дела и вопросы, которые следовало разрешить. И которые он разрешал — до того мига, когда за ним пришли посыльные хозяев Последнего Прибежища.
Его ввели в заклинательный зал, и он мимоходом удивился числу собравшихся здесь дуоттов, — вдоль стен выстроились едва ли не все обитатели древнего замка.
Тихо-тихо, на самом пределе слуха, шелестел тысячеголосый хор, повторявший одно-единственное слово на языке дуоттов — человек, естественно, не знал его значения, но отчего-то по спине его пробежала дрожь. Он уже давно не боялся никого и
И притом очень сильно.
Он остановился. Еще в далекой юности он научился разумной осторожности, пока шатался по Эвиалу под флагом знаменитых «Костоломов». Никогда не следует соваться в воду, не зная броду, — он в полной мере разделял мнение безвестного автора сей пословицы.
— Что смущает тебя? — проскрипел голос справа.
— Ты устрашился неведомого, человече? — проскрипел голос слева.
— Нельзя колебаться, нельзя колебаться, — подхватили все остальные дуотты, стоявшие вдоль стен.
— Я не понимаю, — начал было он, однако его тотчас прервали.
— Магия крови, человече, магия крови. То, что мы не можем ни постичь, ни воспроизвести. Это дар только вашей расы, почему — мы не знаем. Но сегодня мы хотим положить конец нашему незнанию, — торжественно-скрипуче провозгласил старый дуотт, выступая ему навстречу: тот самый, что в свое время встретил его, пришедшего проситься в ученики.
Человек на миг напряг мускулы и снова расслабил их. Он не забывал и о честной стали, он не заплыл жиром и не растерял боевого умения, что не раз спасало ему жизнь во время походов Вольной роты; если надо будет, он сумеет прорваться силой. Дуотты почти все стары, они плохо владеют оружием; но сперва надо все-таки понять их намерения.
— Вы хотите принести меня в жертву? — спокойно спросил он.
Дуотты позволили себе тихо рассмеяться.
— О чем ты говоришь, ученик? Желай мы принести тебя в жертву, мы сделали бы это так, что ты ничего бы и не заметил. Трудно ли подмешать сонное зелье в твою пищу или оглушить внезапным ударом из-за угла? Смог бы ты помешать нам? Так что иди вперед и не бойся.
— Я не боюсь, — он сделал шаг, другой, несмотря на не отпускавшую его тревогу. Что-то было не так. Слова дуотта казались разумными — но, похоже, слишком уж разумными. Слишком уж старались змееголовые убедить его, что никакой опасности нет и в помине. А раз так, значит, опасность есть.
Тем не менее он вышел на середину. Рядом с ним никого не осталось, дуотты все как один прижимались к стенам.
Хор не умолкал, по-прежнему звучало одно-единственное слово, заставляя человека трепетать, внушая ему смутный, невнятный ужас, страх перед неведомым, перед тем, что в принципе невозможно ни описать, ни увидеть.
— Нам нужна твоя кровь, — прозвучало за его спиной. Скрипучий голос дрожал — или это только казалось растревоженному воображению?
— Моя кровь? — эхом откликнулся он, стараясь выиграть время.
— Твоя кровь, — подтвердили за спиной. — Не так много. Разрежь себе руку.
«Как же, — подумал он. — А если придется драться?»
Дуотт возник на мгновение рядом, протягивая темный обсидиановый поднос с коротким кривым ножом — для боя такой бесполезен, годится как раз (и только) вскрывать себе вены.
— Обойдусь, — грубо отрезал человек. — Обойдусь своим.
Из простых кожаных ножен появился его собственный клинок — широкий и длинный, в полный локоть. Таким, если надо, можно биться и против настоящего меча.
— Так все-таки, сколько вам нужно? — он старался говорить буднично и даже равнодушно, но дуоттов не так-то просто обмануть. Если они почувствуют его страх…
Собственно говоря, он не знал, чего же именно страшится, что же такого ужасного произойдет, если дуотты поймут-таки, что он боится. Но закон боя всегда один: враг не должен увидеть твоей слабости. А дуотты были сейчас его врагами, в этом он почему-то не сомневался. Несмотря на все проведенное в Последнем Прибежище время, когда они кормили его и заботились о нем, учили и оберегали. Но не так ли и обычный крестьянин заботится о своей скотине, заботится целый год, чтобы зимой забить на мясо?..
Он аккуратно уколол острием безымянный палец на левой руке. Если что — в драке не помешает.
— Пусть твоя кровь коснется пола, — прошелестело за спиной.
Он повиновался.
Темная капля нехотя оторвалась от кожи, пугающе медленно полетела вниз, светясь все ярче и ярче, разгораясь, полыхая, подобно живущей последние мгновения падающей звезде. Она летела, не замечая земной плоти, гранита, базальта и всего остального, той несокрушимой брони, перед которой бессильны даже кирки подземных гномов. Набирала силу и мощь, превращаясь из слабой крошечной капельки в могучий таран. Так небольшой камешек превращается во всесокрушающий камнепад, увлекая за собой со склона горы своих собратьев. Только в отличие от лавины капля крови ничего за собой не увлекала — просто сама становилась все больше и больше.
Человек зачарованно следил за ней — никогда еще его взорам не открывалось ничего подобного.
За его спиной зашевелились дуотты, он ощутил мгновенное плетение заклятий, сложных, непонятных, — его никогда не учили ничему подобному. Они словно к кому-то обращались, кому-то грозили, к кому-то взывали. Это было чародейство высшей пробы. Последнее Прибежище щедро вбрасывало Силу куда-то в нутряные земные слои, не грубую позаимствованную у Стихий, что, возможно, проделали бы маги Ордоса, не выклянченную у своего Спасителя, к коей прибегали отцы-инквизиторы, а сотворенную здесь, прямо на месте, возникшую почти что из ничего, из противоположностей, из естественного течения вещей, подобно тому, как любой человек изгоняет холод из своего жилища, разводя огонь в печи.
Вот только понять, какие же именно «дрова» горят на сей раз в топке, было невозможно.
Дуотты начали медленный ритуальный танец, отделившись в конце концов от стен. То разбиваясь на пары, то соединяясь в длинные цепочки, они пересекали зал из конца в конец, двигаясь какой-то странной, подпрыгивающей походкой, их руки то моляще прижимались к груди, то, напротив, словно бы грозили кому-то невидимым оружием — и каждый жест, каждое движение непостижимым для человека образом оборачивалось Силой, той самой Силой, что гнала ярко пылающую каплю его крови все глубже и глубже под землю — или же, возможно, куда-то через саму Межреальность.