Дочь обмана
Шрифт:
Она притворилась, будто не понимает. Так она поступала довольно часто, если я задавала вопрос, на который ей не очень хотелось отвечать. Вот и на этот раз она спросила:
— На душе? Что это значит?
— Это значит, тебя что-то тревожит?
— Меня тревожит? А, да. Мадемуазель Дюпон говорит, у меня уж-ж-жасно с математикой, — она на французский манер растянула это слово, чтобы оно звучало еще более устрашающе.
Я рассмеялась.
— Нет, я думаю, это что-то поважнее математики.
— Математика имеет первостепенное значение,
— Я имею в виду другое, Мари-Кристин. Что-то беспокоит, печалит тебя… Что-то, о чем бы тебе хотелось рассказать?
— Меня ничего не беспокоит, — твердо заявила она. — А что касается всякой там глупой математики, мне на нее наплевать.
Но такой ответ меня не убедил. Я понимала ее. Разве у меня самой не было на сердце тайной печали, которую я бы не стала обсуждать с первым встречным.
Однажды она сказала:
— Я собираюсь взять вас с собой к моей тете Кандис.
Меня это удивило, потому что я никогда не слышала от Робера или Анжель этого имени.
— Она сестра мамы, — объяснила Мари-Кристин, когда мы после скачки пустили лошадей шагом.
— Она живет поблизости?
— Недалеко. Около получаса езды. Они с мамой близнецы.
— Она не очень часто бывает в Мезон Гриз, правда?
— Да, не часто. Анжель приглашала ее. И Робер тоже. По крайней мере, раньше приглашали. А теперь — нет. Она не хочет приходить к нам. Я думаю, потому что тогда все вспоминается снова, а она хочет забыть. Ну, в общем, она не приходит.
— Но ты часто с ней видишься?
— Не очень часто. Хотя бывает… иногда. Наверное, я слишком напоминаю тете Кандис мою маму, а она не любит этих воспоминаний.
— Ты раньше никогда не рассказывала мне о своей тете.
— Дело в том, что я не могу вам все рассказать… пока. Может быть, потом.
Мы свернули на незнакомую мне тропинку и оказались у ручья.
— Мельница уже недалеко отсюда, — сказала Мари-Кристин.
— Мельница?
— Мулен Карефур. Так называется дом. Он в самом деле расположен на перекрестке. Поэтому так и называется. Но мельницы там уже нет. Мой прадедушка был мельником.
— В этом не так-то просто разобраться. Пожалуй, тебе стоит объяснить мне поподробнее, куда мы едем, и кто эти люди.
— Я же вам сказала, что мы едем к моей тете Кандис. Она живет в Мулен Карефур, где когда-то была мельница у перекрестка.
— Это я уже поняла, но…
— Ну вот, мой прадедушка был мельником, но дедушка заработал кучу денег не то играя на бирже, не то еще что-то в этом роде и сказал, что никогда в жизни не будет мельником, закрыл мельницу и стал важным господином, но он испортил себе карьеру, женившись на безродной цыганке. У нее было две дочери — Кандис и Марианна. Марианна была самой красивой женщиной на свете. Он поехала в Париж и стала натурщицей. Потом она выщл замуж за моего папу, и родилась я… Когда мне было девять лет, она умерла. А тетя Кандис так и живет в Карефуре няней.
— С кем?
— С их старой нянькой. Они ее так и зовут с детства —
— А Кандис… она не вышла замуж?
— Нет. Она живет со старой Нуну. Я думаю, они никогда не смогут забыть Марианну.
— Но это странно, что они не бывают у вас в доме.
— В этом нет ничего странного. Ты сама в этом убедишься, когда их увидишь. Кандис не была у нас уже три года.
— Но не с тех пор, как умерла ее сестра.
— Да, верно. Поедем, я покажу тебе, где упала мама. Это несчастное место. Там однажды еще кого-то сбросила лошадь. И, главное, в том же месте. Оно называется coin du Diable. Ты знаешь, что это значит?
— Чертов угол. Но должна быть какая-то причина, почему там все падают.
— Говорят, это потому, что люди галопом мчатся по лугу и забывают, что дальше там перекресток — им приходится сразу останавливаться. Вот, смотри. Это здесь.
Она резко натянула поводья. Я сделала то же самое. Перед нами была поросшая травой лужайка. А у ручья, который мог быть притоком протекавшей неподалеку реки, пересекались две дороги и стоял дом. Рядом с ним возвышалась мельница, а за ней — амбары.
На воротах, от которых начиналась дорожка, ведущая к дому, виднелась надпись: «Мулен Карефур».
— Твоя тетя ждет нас? — спросила я.
— О, нет. Мы просто заедем ее проведать.
— Но, может быть, она не захочет меня видеть.
— Не волнуйся, захочет. А меня она всегда рада видеть. Нуну — тоже.
Мы спешились, привязали лошадей к столбу у ворот и пошли по заросшей травой дорожке.
Мари-Кристин взялась за дверной молоток и с громким стуком опустила его. В доме было тихо. Я почувствовала некоторое смущение. Нас не ждали. И почему это Мари-Кристин вдруг взбрело в голову поехать навещать свою тетю?
Я уже с облегчением подумала, что в доме никого нет, когда дверь приоткрылась, из-за нее выглянуло чье-то лицо. Это была седовласая женщина лет семидесяти.
— О, Нуну! — воскликнула Мари-Кристин. — Я заехала навестить вас. А это мадемуазель Тримастон, она приехала из Англии.
— Из Англии? — старуха бросила на меня подозрительный взгляд, а Мари-Кристин продолжала:
— Дедушка Робер был другом ее мамы. Она была знаменитой актрисой.
Дверь широко распахнулась, и мы с Мари-Кристин вошли в темную прихожую.
— Тетя Кандис дома? — спросила Мари-Кристин.
— Нет, она уехала.
— А когда вернется?
— Вот уж не могу тебе сказать.
— Ну, тогда мы поболтаем с тобой, Нуну. Как ты живешь?
— Ревматизм замучил. Давайте-ка поднимемся в мою комнату.
— Давайте. Может быть, тетя Кандис скоро придет.
Мы поднялись по лестнице, прошли по коридору и оказались перед дверью, которую открыла Нуну. Мы вошли, и Нуну жестом предложила нам сесть.
— Давненько ты не была у нас, Мари-Кристин, — сказала она. — Ты должна навещать нас почаще. Ты ведь знаешь, твоя тетя Кандис не любит ездить в Мезон Гриз.