Дочь оружейника

Майер Генрих

– Хорошо, монсиньор, – сказал Шафлер, – я исполню ваше поручение… Через час я буду с моим отрядом на дороге в Котен.

Епископ улыбнулся и возразил:

– Что вы, граф! Если вы отправитесь с войском, это будет не дружеское посещение, а угроза или вызов… Вы должны ехать один и без оружия.

– Без оружия! – вскричал с гневом граф, но одумавшись, продолжал. – Вы знаете, что я вам предан, и потому поеду один с моим оруженосцем, чтобы доказать, что Шафлер не боится изменников и презирает их; но придти к Перолио без оружия невозможно. Мое оружие доказывает, что я дворянин, а дворянин не должен быть безоружен, даже в разбойничьем притоне.

Твердый тон, которым были проговорены эти слова, доказал епископу, что настаивать напрасно, и потому он сказал:

– Я не буду спорить с вами, мой сын; но так как жизнь ваша драгоценна для нас, то мы просим вас и даже приказываем, как государь и духовный отец, не отвечать на вызовы и употребить оружие только в случае законной защиты.

И благословив молодого человека, он отпустил его… Через час храбрый рыцарь ехал по дороге в Котен в сопровождении конюшего Генриха. На нем были великолепные латы работы Франка, подаренные мастером Вальтером, шлем с пятью белыми перьями, тяжелый меч и богатый кинжал. Сверх лат наброшен был плащ с вышитым гербом епископа Давида; к левому плечу прикреплен щит с гербом Шафлера. Лошадь его, рослая и сильная, была тоже покрыта железом.

Генрих ехал на почтительной дистанции от своего господина, тоже в латах и в шлеме, только без забрала. Подъезжая к Котену, они увидели солдат ван Нивельда, занятых чисткой оружия и военными приготовлениями. Некоторые из них узнали ван Шафлера и поклонились ему почтительно, однако смотрели на него с удивлением, не понимая, зачем он приехал.

Граф остановился перед домом ван Нивельда и с грустью заметил, что над зданием не развивалось знамя епископа. В одно из окон смотрел помощник начальника и, увидев приближающегося всадника, сошел вниз и встретил его.

– Это вы, мессир граф? Мы не ждали вашего посещения.

– Здравствуйте, храбрый ван Йост, – отвечал Шафлер, – мессир ван Нивельд так давно не был в Дурстеде, что надобно было приехать сюда, чтобы повидаться с ним.

Старый воин смешался.

– Очень рад, мессир, – проговорил он, – только моего начальника нет дома.

– Где же он?

– Не знаю.

– Не обманывайте меня, ван Йост, а скажите лучше прямо, что он в Утрехте, у бурграфа монфортского. Кто мог ожидать этого!

Старик вздохнул вместо ответа.

– И вы последуете за ним в новый лагерь? – спросил Шафлер.

– Я предан лично ему, а не партии, которую он защищает.

– А что думают ваши товарищи?

– Они согласны со мной. В наше время трудно разобрать, кто прав, кто виноват, и потому мы привязываемся к человеку, предоставляя ему отвечать за наши поступки.

– Да, вы правы, вы остались верны вашему начальнику… виноват один ван Нивельд. Вот письмо к нему от епископа. Желаю, чтобы он, прочитав его, одумался и не заслужил названия изменника.

– На все воля Божья, – проговорил старик. – Прощайте, мессир, вы едете опять в Дурстед?

– Нет, мне надобно побывать в лагере мессира Перолио.

– Уж не везете ли вы письмо епископа к начальнику Черной Шайки? – спросил старик с беспокойством.

– Да, ван Йост, разве и Перолио в Утрехте?

– Не знаю, мессир, только мне жаль, что такой благородный, добрый рыцарь отправляется один в лагерь итальянца.

– Благодарю за сочувствие, но Шафлер ничего не боится и смело идет, куда велит долг. Прощайте.

– Да хранит вас Бог, мессир граф! – проговорил с чувством ван Йост, следя глазами за удалявшимся рыцарем.

Через несколько минут Шафлер доехал до лагеря Перолио, расположенного в долине между рекой Лек и дорогой, которая вела из Дурстеда в Утрехт. Черная Шайка построила бараки и конюшни, и тут, точно так же как в лагере ван Нивельда, всадники и прислуга их чистили оружие и латы, готовились к скорому походу. Все это происходило тихо и в порядке, что означало близость начальника. Странно, что эти разбойники, для которых не было ничего святого, дрожали как дети перед капитаном. Никто не смел сказать ему ни слова, и приказания его исполнялись беспрекословно. Малейшая неосторожность или непослушание наказывались жестоко. Даже во время оргий, стоило только показаться Перолио, в минуту буря умолкала, хмель вылетал из головы и все готовы были умереть по его знаку.

В Черной Шайке было до двух тысяч человек и все всадники и солдаты высокого роста. Все вооружение их было черное, лошади тоже черные, так что один вид этого войска внушал ужас. Палатка Перолио стояла посреди лагеря, но сам он лежал на подушках под деревом, защищавшим его от солнечных лучей. Богатый костюм его выказывал атлетическое его сложение; левая рука была без перчатки, а правая, по обыкновению, в черной шелковой перчатке.

Возле него стоял паж и по временам наливал ему в кубок французского вина. Перолио, увидел приближающегося офицера, англичанина Вальсона, и проговорил как бы в полусне:

– Ризо, зачем идет сюда Вальсон, кого он ведет с собой?

– Двух всадников, мессир, только я их не знаю… Это рыцарь на службе епископа, потому что я вижу бургундский герб.

– Бургундцы! – проговорил зевая итальянец. – Хорошо, налей мне еще вина.

Вальсон, остановив Шафлера поодаль, подошел один и думая, что Перолио спит, сказал пажу:

– Ризо, граф Шафлер желает говорить с капитаном.

– Шафлер! – вскричал Перолио радостно. – Веди его, Вальсон, веди скорее.

И, привстав на подушках, он вежливо поклонился посетителю.

– Простите, мессир, что я встречаю вас не совсем учтиво… но меня извиняет жара. Ризо, помоги графу сойти с лошади.

– Я здесь на несколько минут и не сойду с лошади, – отвечал Шафлер.

– Очень жаль, мессир. В таком случае вы не откажетесь выпить бокал французского вина. Ризо, налей.

– Не беспокойтесь, я не буду пить, – возразил граф.

– Вы не похожи на ваших соотечественников, у которых всегда жажда и которые чаще держат в руках бутылку, чем меч.

И, не дав времени ответить Шафлеру, Перолио продолжал еще любезнее: