Дочь оружейника
Шрифт:
Маргарита поворчала по обыкновению и начала прибирать в доме, как вдруг в магазин вошел молодой человек, богато одетый, которого служанка приняла за вельможу и который спросил хозяйку дома. Маргарита привела его в общую комнату, где работали мать и дочь, и незнакомец, поклонившись им, объявил, что так как квартира его начальника назначена в доме оружейника, то он в это же утро намерен переехать, если только это не обеспокоит хозяек.
– В таком случае, – прибавил молодой человек, – мессир граф Перолио отложит свой приезд дня на два.
Это имя поразило женщин. Они боялись грозного бандита, когда он был вдали, и вдруг он будет жить под одной кровлей с ними!
Бедная Марта начала говорить молодому оруженосцу, что дом их неудобен для начальника Черной Шайки, что стук работников будет беспокоить его и свиту, но Видаль отвечал, что господин его неприхотлив и что вся свита его состоит из пажа и оруженосца. Видя, однако, испуг и расстройство хозяйки, Видаль сказал с участием:
– Советую вам, добрая хозяйка, принять вашего постояльца ласково; мессир Перолио не любит печальных и испуганных лиц… Извините, что я, может быть, увеличиваю ваше беспокойство, но это для вашего добра… Вы еще не знаете моего господина.
И молодой человек грустно посмотрел на Марию, которая побледнела, проговорив:
– Боже! Зачем Франк оставил нас!
Между тем Марта показала Видалю комнаты, назначенные для его начальника, которыми он остался доволен и ушел, предупредив хозяйку, что скоро принесут вещи мессира Перолио.
Часа через два начальник Черной Шайки был уже в доме оружейника. Он сидел у пылающего камина в большом кресле, а близ него, перед маленьким столиком, Фрокар, секретарь, палач, лекарь и исповедник бандитов, чинил усердно перо и приготавливался, на этот раз, исполнять должность секретаря.
В глубине комнаты Видаль и Ризо разбирали чемоданы и развешивали платье в большом шкафу.
– Готов ли ты, Фрокар? – вскричал Перолио, рассерженный известием, что отец Марии не убит, как он надеялся, а только в плену у епископа Давида.
– Я жду ваших приказаний, синьор капитан, – отвечал Фрокар с важностью, приличной ученому. – Что мне писать?
– Напиши прежде письмо к епископу Давиду и проси от моего имени свободу оружейнику Вальтеру, за которого я даю триста флоринов выкупа.
– Триста флоринов! – вскричал Фрокар, уронив перо от удивления.
– Триста флоринов! – повторили паж и оруженосец.
– Ну да, триста золотых флоринов, – сказал Перолио, – разве этого мало?
– Вы шутите, капитан, – ответил бывший монах. – Старая кожа слесаря не стоит и ста флоринов.
– Может ли ван Шафлер предложить такую сумму? – спросил Перолио.
– У него нет столько денег… Разве продаст старый свой замок! Но извините мой вопрос, синьор. Зачем вы хотите выкупить старого оружейника? Кажется, без него вам гораздо удобнее…
Перолио взглядом приказал Видалю и Ризо выйти и отвечал Фрокару:
– Я не прошу твоих рассуждений, негодяй; делай что велят, только постарайся, чтобы письмо к епископу было надменно и дерзко.
– Позвольте заметить, синьор, что это дурное средство получить то, чего вы желаете.
– Почем ты знаешь, чего я желаю?
– Но…
– Молчи и пиши.
Фрокар понял, что нечего рассуждать, и перо его забегало по бумаге. Через несколько минут он радостно вскричал:
– Готово!
И он громко прочитал странную просьбу, которая была похожа на приказ.
– Хорошо, – сказал Перолио, – ты действуешь пером также хорошо, как ланцетом и топором. Теперь пиши другое письмо, к главному викарию епископа. Проси его учтиво помешать освобождению оружейника Вальтера, скажи, что бурграф в отчаянии от его плана, потому что он необходим для делания оружия, которого нам недостает. Постарайся изменить почерк, чтобы подумали, что это предостережение жаркого приверженца епископа.
– А, теперь понимаю! – вскричал Фрокар. – Папенька нашей блондиночки не скоро вернется… Экий я болван, синьор!
Когда второе письмо было окончено, Перолио взял обе бумаги и начал их рассматривать. Фрокар, видя это, улыбнулся иронически, потому что очень хорошо знал литературные способности своего начальника, который только сличил оба почерка и, взяв из рук своего секретаря, поставил в конце письма к епископу крест и приложил к нему свою печать.
– Хорошо, я доволен тобой, – сказал капитан и, вынув кошелек, туго набитый золотом, бросил его на стол, сказав:
– Возьми два флорина за работу и пошел прочь.
Фрокар схватил с жадностью кошелек и будто стараясь распутать шнурок, отошел к окну, где было светлее, но подальше от глаз бандита. Перолио не выпускал его из виду и сказал, смеясь:
– Подай, я сам развяжу кошелек, ты можешь ошибиться в счете.
– Не беспокойтесь, синьор, я достану сам.
– Говорят тебе подай!
И вырвав кошелек из рук Фрокара, начальник Черной Шайки подал ему две золотые монеты, которые тот принял, согнувшись в дугу, но внутри недовольный такой ничтожной платой. Когда он был уже на пороге комнаты, Перолио вернул его и, подавая еще две монеты, сказал:
– А вот задаток новой работы, за которую я заплачу щедро. Я знаю, что ты искусный слесарь.
– Правда, капитан, я знаю понемногу все ремесла; только если вам нужна слесарная работа, стоит сказать слово – и здешние работники сделают вам все отлично.
– Если я говорю тебе, болван, то хочу, чтобы сделал ты, а не другой.
– Не знаю, синьор, буду ли я в состоянии…
– Сделать фальшивый ключ? Разве это будет в первый раз?
– Клянусь святым патроном, что я никогда не решался на подобные дела.