Дочь оружейника
Шрифт:
– Вы шутите, капитан? Кто мог сказать это?
– Колдунья падерборнских развалин.
Фрокар побледнел и перекрестился.
– Вы… вы… были у нее? – проговорил он, заикаясь.
– Да, я видел ее, и она…
– Знает все?
– Да.
Зубы монаха застучали, но он оправился и сказал:
– Теперь, синьор, вы сами удостоверились, что эта колдунья – дочь сатаны. Кроме ее папеньки, никто не мог узнать наших тайн… А вы не хотели мне верить.
– Погоди… Уверен ли ты, что ключ, сделанный тобой…
– Мой ключ – просто талисман… Я тоже колдун, капитан, и отвечаю за мою работу… Счастливой ночи, синьор…
И монах ушел, гордясь своими гнусными поступками.
В восемь часов вечера приготовлен был ужин к возвращению мастера Вальтера, и Перолио был, разумеется, приглашен. Он пришел с пажом и застал своих хозяек в сильном беспокойстве. Патер ван Эмс истощал все свое красноречие, чтобы успокоить их.
– Как хотите, мой отец, – говорила Марта, – а Вальтер бы должен быть здесь. Наш работник часто ходит в Дурстед и обратно в Амерсфорт, и уверяет, что в это время можно быть давно здесь.
– Да разве он знает, в который день и в котором часу Вальтер вышел из замка? – отвечал патер.
– Во всяком случае, – прибавила Мария, – батюшка верно бы поторопился увидеться с нами.
– Полно, дочь моя, – говорил старик, – будем надеяться на Бога. Да и как мы можем знать, что делается в Дурстеде? Может быть, граф Шафлер удержал Вальтера у себя.
Мария покраснела при имени своего жениха, а Перолио поспешил прибавить:
– Мало ли какие препятствия могут встретиться на дороге.
– Препятствия! – вскричали мать и дочь с испугом.
– Ну да, – подхватил ван Эмс. – Мессир Перолио прав. Вальтер мог опоздать к перевозу и принужден ждать целую ночь. Это случается каждый день; стало быть нечего беспокоиться, а лучше помолимся сегодня усерднее.
– Помолимся, – повторил бандит, – и может быть сегодня же вечером Вальтер будет с нами.
Женщины немного успокоились; скоро подали ужинать. Хотя у мещан не было обыкновением пить вино в отсутствии хозяина дома, но для патера ван Эмса и для постояльца подан был кувшин рейнского вина.
Перолио был очень весел и любезен, занимал все общество рассказами о путешествиях и о разных приключениях. Все были очарованы ловким итальянцем и даже старая Маргарита повторяла по временам Марии:
– Какой милый наш постоялец, просто прелесть мужчина.
Однако он не мог исполнить своего намерения, то есть бросить в стакан девушки волшебного зелья, потому что она пила только воду. За десертом Маргарита хотела, по обыкновению, уйти, но Перолио остановил ее словами:
– Останьтесь еще на минуту, добрая Маргарита, вы должны выпить вместе с нами за здоровье и возвращение мастера Вальтера.
– Аминь, – проговорил патер, – от этого тоста никто не откажется.
– Ваша правда, – сказала Марта. – Только такое драгоценное здоровье не пьют ни пивом, ни водой. Мария, подай вина.
– Нет, добрая хозяйка, – перебил Перолио, едва скрывая свою радость, – ваше вино очень крепко для женщины, и особенно для молодой девушки. Позвольте мне угостить вас сегодня редким вином.
И не дожидаясь ответа, он быстро вышел из комнаты, позвав с собой Ризо.
Скоро они вернулись; паж нес ящик черного дерева с инкрустациями, который поставил на стол, а Перолио держал в руке небольшую фляжку, тщательно закупоренную.
– Ого! – вскричал патер. – Это верно испанское вино.
– Нет, неаполитанское.
Перолио вынул из ящика пять золотых стаканчиков отличной отделки.
Потом он отошел к шкафу, служившему вместо буфета, приказал пажу держать стаканы и сам откупорив бутылку, начал осторожно наливать. Первый бокал был подан патеру ван Эмсу, и когда Ризо понес другой Марте, Перолио успел влить в бокал Марии напиток колдуньи. Потом, налив себе и Маргарите, он занял свое прежнее место и, глядя на молодую девушку, вскричал:
– За здоровье мастера Вальтера и за счастливое его возвращение!
И он выпил разом, тогда как ван Эмс наслаждался маленькими глотками, приговаривая:
– Чудо, какое вино! Оно десятью годами старше того, которое я пил у монсиньора Давида.
– Кажется дамы не разделяют вашего мнения, – проговорил бандит с досадой, заметив, что Мария едва дотронулась до вина.
– Я выпила все, – ответила Марта, – и нахожу вино превосходным.
– И я не оставила ни капельки, – сказала Маргарита, опрокидывая свой бокал.
– Но отчего же Мария не хочет выпить? – заметил бандит.
– Это нехорошо, дитя мое, – сказала служанка, – дно бокала – дно сердца. Когда пьешь за чье-нибудь здоровье, надо осушать до дна, чтобы не было несчастья с тем, за кого пьют.
– Несчастья! – повторила молодая девушка.
– Да, – сказал Перолио, – таково поверье, и притом такой отказ оскорбителен для меня; он означает ваше презрение ко мне.
– О, не думайте этого, мессир! – вскричала Мария, с ангельской улыбкой. – Я не презираю никого.
И взяв бокал, она выпила его, но не могла удержаться от гримасы.
– Не горько ли вино, дочь моя? – спросил патер, смеясь.
– Да, горько, – отвечала Мария.
Все вскричали, что это невозможно, а Перолио поспешил предложить новый опыт. Ризо налил новые бокалы и Мария, попробовав из вновь налитого стакана, созналась, что вино сладко и не понятно, отчего первый бокал казался ей горьким.
После ужина Перолио простился ласково со всеми и предложил патеру в проводники своего пажа, потому что было уже поздно и улицы не совсем безопасны. Добрый ван Эмс очень был рад этому и все начали прощаться, но в это время план бандита готов был провалиться.