Дочь оружейника
Шрифт:
– Да, я Жуанита, – проговорила я грустно.
– Боже мой! – вскричал старик, крестясь и дрожа от страха. – Ты пришла погубить моего сына, увести его от нас. Он готов бросить и невесту и родителей; я это знаю, потому что нам тяжело было удержать его здесь и заставить забыть о тебе. Не делай этого, ради Бога, если ты добрая девушка, позволь ему остаться с нами и жениться на честной, трудолюбивой крестьянке. Не расстраивай счастья целого семейства. Сжалься над нами. Если он увидит тебя, то забудет все и погибнет навеки.
Бедный отец плакал и молился, и я внутренне благодарила Бога, что не чувствую страстной любви к Фредерику и могу отказаться от него и успокоить старика.
– Утрите ваши слезы, – сказала я ему. – Я пришла сюда только узнать, что случилось с Фредериком, но не хочу расстраивать его и вашего счастья. Я уезжаю далеко и, вероятно, не встречусь больше с вашим сыном. Не говорите ему, что вы меня видели, не произносите даже моего имени, и пусть он совершенно забудет обо мне.
– Благодарю тебя! – вскричал старик со слезами радости. – Бог наградит тебя за твое доброе дело, и если я могу помочь тебе… хоть я и не богат…
– Мне ничего не надобно. Если я оказываю услугу Фредерику и доставлю ему счастье, с меня этого довольно. Он спас меня от большой опасности, и я охотно жертвую собой… Прощайте… помните, что я христианка, и помолитесь за меня.
И я побежала к цыганам, не оглядываясь на старика и закричала им:
– Теперь я ваша! Едем скорее дальше!
– Отчего бы не дать нам представления? – заметил цыган. – Селение, кажется, богатое, мы бы собрали на дорогу.
– Нет, здесь я не буду танцевать ни за что на свете, – отвечала я с нетерпением. – Если вы остановитесь здесь, я уйду одна.
Цыган не настаивал, и мы отправились.
С тех пор прошло два года. Мы кочевали по Германии, Фландрии и остановились, наконец, в этой холодной, туманной стране, где нам тяжело было привыкать к суровому климату, но где, по крайней мере, бедных цыган не преследуют с таким ожесточением, как в других местах.
– Бедная Жуанита! – проговорил Франк, с чувством сжимая руку девушки. – Сколько силы и твердости истратила ты в твоей безотрадной жизни! Но неужели ты, до сих пор, не встретила человека, который избавил бы тебя от горького ремесла уличной комедиантки?
– Мне делали много предложений, и честных и бесчестных, но я отвечала всем одинаково, что пожертвую моей свободой только тому, кого полюблю.
– И ты не встречала такого человека?
Жуанита покраснела, опустила глаза и проговорила тихо:
– Встретила… одно слово, одна ласка может заставить меня забыть все мои несчастья, но он… полюбит ли он плясунью, цыганку?
– Полюбит непременно, когда узнает, как добра, чиста и великодушна эта цыганка. Он будет счастлив, будет гордиться тобой.
Жуанита хотела отвечать, но волнение ее было так сильно, что она не могла проговорить ни слова.
«После, – думала она, – завтра, когда я спасу Марию, я скажу ему, кого люблю».
И оставив Франка в своей комнате, молодая девушка вышла и закутавшись в грубый плащ, легла на лавке отдохнуть от волнений.
VII. Поражение
В то время, как Франк и Жуанита готовились похитить Марию, в другом месте происходили в эту же ночь важные происшествия.
Мы оставили Шафлера в его лагере, в Гильверсуме, приготовляющегося к экспедиции против Перолио. Он сговорился с капитаном Салазаром действовать заодно и ждать только возвращения шпиона или Франка, чтобы начать действие. Шпион, оставив Франка перед фермой, где жил Перолио, не знал, что с ним случилось потом, но сам побежал в лагерь Шафлера и рассказал ему об укреплениях и положении неприятеля.
Неизвестность судьбы товарища не удержала молодого начальника. Он собрал свое войско и ночью двинулся в путь. Шафлер должен был напасть на селение Эмн со стороны, занимаемой Черной Шайкой, а Салазар и отряд голландцев обязались явиться с другой стороны, где стояло войско ван Нивельда и ван Рюиса.
Мы говорили уже, что в начале и в конце Эмна были церкви с кладбищами, окруженные стенами и превращенные в настоящие форты. Стены были уставлены маленькими пушками, и палисадами, за которыми скрывались стрелки, не допуская подойти близко к селению. Широкий канал разделял селение на две части, соединенные деревянным мостом. Плотина разделяла лагерь Перолио от лагеря ван Нивельда и ван Рюиса.
Салазар, прибыв в назначенное место, тотчас начал атаку, не дожидаясь, чтобы союзник его сделал то же, и эта поспешность могла нанести ему большой вред.
Пользуясь туманом, он дошел незаметно до Эмна и взял аванпосты, но близ кладбища на него напали сильные отряды ван Нивельда, и со стены загремели пушки. Войско Салазара сильно страдало, но подвигалось вперед, хотя в самом селении могло быть окружено со всех сторон. Но там не было, по крайней мере, пушек.
Между тем отряд голландцев прибыл на барках по каналу, но колья не допустили его высадиться. Тогда нашлись смельчаки, которые доплыли до моста и зажгли его, мешая этим соединиться войскам Перолио и ван Нивельда. Однако, этот подвиг, наносивший вред неприятелю, мог испортить и дело своих, потому что не позволял ван Шафлеру подать помощь расстроенной армии Салазара.
Пушечные выстрелы и колокольный звон разбудили Черную Шайку, всегда готовую к сражению. Все были на своих местах, когда ван Шафлер явился у противоположного кладбища. Туман был так силен, что осажденные не видели неприятеля, но, слыша конский топот и звук оружия, начали стрелять. Ван Шафлер дал приказание сдвинуться всем в сторону и соблюдать тишину, и Черная Шайка продолжала стрелять понапрасну. Когда туман начал исчезать, стрелки Шафлера подошли к стенам и стали бросать горящие стрелы. Деревянные палисады загорелись и нападающие, во главе которых был Вальтер, ворвались на кладбище.