Дочь отца своего
Шрифт:
Разумеется, после водружения Рена верхом, элементы просили только те, которые выполняются на месте, без движения вперед. Сейчас самое главное не напугать моего ученика. Вначале подъемы ног, потом повороты головы, Рен никаких признаков страха не проявляет. Тогда рискну и попрошу пиаффе-шаг. Мышцы одуванчика сразу окаменели, зрачки расширились, пальцы вцепились в повод. Надо срочно отвлекать, чтобы успокоился и расслабился. Скорее стала рассказывать про правильную посадку, подкрепляя действия наглядной демонстрацией, то есть своими руками поправляя положение рук и ног. Рассказала про воздействие шенкеля и центра тяжести, посадку на балансе, правильно расположила бедра. Честно говоря, не понимала, почему Рен не может нормально глубоко сесть в седло. В конце концов, просто положила руки на таз, чтобы объяснить правильное его положение в седле. И обнаружила причину неудобства. Под моей рукой явственно прощупывался
– Рен, все в порядке, что естественно, то нормально. Просто сейчас ты не сможешь правильно сесть в седло, поэтому мы просто сделаем перерыв. Бросай стремена, наклоняйся вперед, перенеси ту ногу сюда и аккуратно съезжай с седла, я подстрахую.
Так, вроде конкретные советы отвлекли от переживаний, но проблему нужно решить глобально, иначе после следующей посадки он опять возбудится, а это путь в никуда. Ладно, не зря же я училась пользоваться руками, Рен явно барышнями не избалован, так что долго его мучить не придется. После расседловки Полкан занялся едой, а я отвела Рена в ближайший денник, частично занятый сеном. Что делать в общем ясно, только есть существенное но. Эта обстановка, стеснительный мальчик, трогательно доверяющий мне, его чуть приоткрытые губы, учащенное дыхание, судорожное сглатывание, запах тела так близко... Нужно держать себя в руках! Я учитель!
– Рен, чтобы нормально сесть в седло, тебе нужно расслабиться, а для этого нужно снять напряжение. Просто доверься мне.
Интересно, для кого я это говорю? Для себя. Рен и так полностью открыт и в моем распоряжении. А потому я аккуратно развязываю штаны, забираюсь рукой, освобождаю своего союзника из плена ткани и обхватываю его рукой. По телу хрупкого одуванчика пробегает дрожь, а я понимаю, что сейчас сама готова дрожать от возбуждения. Это чудо сводит меня с ума! Но он явно стеснялся, не зная, что делать. У меня было горячее желание запустить руку в волосы Рена, узнать, какие они наощуть. Поэтому, притянув его голову к себе на плечо, я воспользовалась ситуацией. Волосы оказались потрясающе мягкие, как нежнейший пух. Когда они прикоснулись к моей щеке, запах весеннего луга коснулся ноздрей. Рен был напряжен, как струна, поэтому я поспешила достать шелковую салфетку и накрыть возбужденную головку, чтобы не замарать одежду. Видимо неожиданное касание ткани спровоцировало эякуляцию. Это было настолько возбуждающе, что я прошла по самому краю, лишь на полшага не дотянувшись до оргазма, хотя и сдерживала себя, чтобы не напугать очаровательного одуванчика. Но теперь нужно аккуратно выйти из щекотливой ситуации, чтобы не ранить такую ранимую сейчас душу. А на моем плече еще было спрятано лицо, ноздри ловили движение воздуха от чужого еще неровного дыхания, и так хотелось попробовать вкус таких близких губ, и эта близость пьянила, отключая мыслительные процессы. Рука сама легла на щеку, покрытую шелковистым пушком, поднимая голову, давая добраться до таких желанных губ, пить его дыхание, прикоснуться, попробовать на вкус... Всевышний, что я творю! Мне нужно собраться, и отпустить это очаровательное чудо! У меня полностью снесло крышу рядом с ним! Заставив себя хоть немного начать думать головой, рискую заглянуть одуванчику в глаза и наталкиваюсь на настороженный даже напуганный взгляд. Значит, просто перевести тему не получится, надо хоть что-то сказать.
– Извини, кажется, я немного увлеклась, ты слишком соблазнительный, - ну вот, растерянность мне нравится больше, чем страх, теперь отвлекаем, - Ладно, Рен, я слышала, как твой отец отдавал распоряжение приготовить для меня фиалковые покои. Ты знаешь, где они? Можешь проводить?
– Да, только, наверно, мне потом надо на урок идти.
– А после урока ты свободен? Мы сможем продолжить?
– Да!
– Прекрасно, я пока приведу себя в порядок с дороги и что-нибудь перекушу, а потом буду ждать тебя на конюшне.
Когда я вычищала шелковую шерстку Полкана, влетел Рен, сияя как солнце в радостном предвкушении. Совершенно очаровательное чудо, у меня даже сердце чаще забилось от одного его вида. Теперь Полкана драили в четыре руки, и коник, гордый таким вниманием, даже оставил еду и решил тщательнее познакомиться с волосами Рена. Вот и я говорю - одуванчик, маленькое светлое солнышко! Полкаша явно со мной согласен. Дальше обучение Рена шло как по маслу. Возвращение герцога было незабываемым. Въезжает он во двор и видит сынулю на Полкане пассажирующем настолько увлеченно, что ничего вокруг не замечает. Вот он сокращает аллюр, переходя на пиаффе, а затем вновь высылает на пассаж. И все это с сияющими глазами и улыбкой, освещающей все лицо. Герцог не мог несколько минут оторвать взгляд, затем подъехал ко мне и спрыгнул с коня со словами:
– Это самая дорогая лошадь, но она стоит каждой запрошенной монеты, и я заплачу сполна. То, что вы сделали с моим сыном - это чудо! После смерти матери я ни разу не видел его улыбки и...
Дальше он не смог говорить и просто ушел. Конечно, ведь мужчины не плачут на людях. Я понимаю, однако, что-то с этой смертью матери нечисто, надо разобраться.
В конце занятия в первый день я попросила Рена отвести меня в табун к Поле. Лошади герцога были известны во всех землях континента, многие правители пытались заполучить аргамаков Асуана в свои конюшни. И их величие закладывается именно на прекрасных пастбищах герцогства. Поля за это время подросла и расцвела. Я не надеялась, что девочка меня вспомнит, да и вряд ли бы сама узнала. Но даже издали как-то ухитрилась выделить ее среди всех лошадей, а Полечка, почувствовав на себе мой взгляд, подняла голову, принюхиваясь. Я попробовала позвать ее ни на что не надеясь, но услышала в ответ верещание и залюбовалась полетом красотки. Как она узнала меня спустя пять месяцев - просто не представляю, но приятно до слез. Вот МОЯ лошадь, ее не отдам никому и никогда, это будет настоящая подруга.
В табуне мы пробыли два часа. Играли, чесались, чистили, я заодно расчистила копыта девочке, чему она очень удивилась. Подумав, решили отпроситься у герцога в ночное. Разделив ужин у костра с табунщиками и Полей (в прошлый раз я угощала ее мясом, так что сейчас она съела его с удовольствием), полночи делились страшилками и историями. Мне было удобнее всего рассказывать свои собственные приключения, выдавая за чужие. А народ только диву давался моей фантазии. Рен не знал, куда себя деть, явно хотелось ко мне, но то ли боялся, то ли стеснялся - бродил вокруг как привидение. Табунщики только посмеивались. Пришлось сгрести его, устроить рядом с собой, положив голову к себе на колени. Вот тут я и добралась до его шевелюры. Этот бешеный одуванчик был полностью в моем распоряжении. Так приятно запустить пальцы в мягкие шелковистые волосы, больше похожие на невесомый пух. Гладить котенка, притаившегося на моих коленях, боящегося даже дышать, чтобы не спугнуть резким движением мгновения тихой радости. Разговоры у костра продолжались, и постепенно Рен смог расслабиться, просто получая удовольствие от аккуратного массажа головы. День был сложный, и под неспешный разговор усталость сморила одуванчика. Сон подкрался незаметно, а вот дальше Рен развлек всех, кто был у костра. Он сгреб меня обеими руками и вцепился так, что выцарапать добычу из этой мертвой хватки не смогли бы и клещами. Комментаторы не заставили себя долго ждать:
– Ну вот, прикидывался таким скромным, а во сне проявилась истинная натура: такой же собственник, как и герцог! Тот тоже жену свою будущую из-под венца украл, только раз увидев. Да и жил с ней душа в душу, пока та Всевышнему не представилась.
– А что с ней случилось?
– вот в таких беседах до истины докопаться шансов больше всего, так что слушаю и запоминаю.
– Ну вроде приболела, да с каждым днем все хуже было. Тогда как раз приехала в гости ее кузина Канира, она и сейчас в замке живет, а тогда считала, что герцог на ней должен жениться, - какой лакомый кусочек информации, уж не по ее ли милости Рен от людей шарахался? Я никогда не забуду его взгляд, когда увидела. Даже у побитой собаки где-то в глубине теплится надежда, а вот у Рена ее не было, просто страх и отчаяние. Никому его в обиду не дам.
А еще мне очень понравилось сидеть у тихо потрескивающего костра в объятиях спящего Рена. Такой отчаянно собственнический жест взрослеющего мальчишки. Жаль, лежит так, что лица не видно. Но вот у тех, кто сидит напротив, при взгляде на одуванчика улыбки расцветают сами собой. И не ехидные или пошлые, а добрые и светлые, чуть смущенные, будто подсмотрели кусочек чужого счастья.
– Не иначе наш наследник невесту себе нашел?
– В невесты попасть мне точно не грозит.
– Отчего же? Ты девка видная, а что чуть старше - ну так и ума больше - ему в самый раз такая подойдет, вон с тобой он от счастья светится, а до этого шуганный ходил.
– Отец ему невесту подберет, не переживайте.
– И что он с ней делать будет? Вон герцог при живой жене хозяин был любо-дорого, а сейчас оторви и выбрось. На том держимся, что в прежние времена сделано. Когда человек счастлив в руках все спорится. А коли женят его на нелюбимой, что тогда?
– Ну так заведет себе любимую. Может и не одну.
– То для тела будет, а для сердца? Бедные герцоги...
– Народную мудрость в пору власть предержащим преподавать...
– Чего?