Дочь Озара
Шрифт:
Зрел серьезный конфликт и в общине Боро. Кур старел, потихоньку слабел и утрачивал влияние. Самый сильный дикарь, младший брат Кура, добродушный и недалекий увалень Орат не претендовал на власть, вполне довольствуясь положением одного из ближайших помощников вожака. А вот средний брат Урик, недовольный вторыми ролями, давно вынашивал планы по смещению Кура: Урик был значительно моложе и, скорее всего, победил бы в прямой схватке, но на подмогу старшему брату мог прийти Орат. Поэтому Урик выжидал, задабривал Ората, исподтишка настраивая против старого вожака других сородичей. В их число входил и Боро, которому Урик подчеркнуто покровительствовал.
По современным меркам Боро был юнец, ему на тот момент едва исполнилось шестнадцать лет, но люди Каменного века взрослели и мужали быстро — не многие мужчины доживали до тридцати, а редкие счастливчики, дотянувшие до сорока, и вовсе относились к категории раритетных долгожителей. К тому же Боро обладал недюжинной силой и ловкостью, а также выделялся среди сородичей смышленостью и хитростью, за что пользовался особой любовью со стороны Ахи. Именно мать научила его считать до двух и предсказывать дождь. Более того, она пыталась передать ему свое знание целебных трав, и какое-то время пыталась обучить приемам знахарства, но тут у нее ничего толком не получилось. Юноша предпочитал бабскому и нудному, на его взгляд, занятию, охоту. Зато Ихана с удовольствием помогала матери собирать и сушить травы и коренья, готовить различные мази, настойки и примочки, с малолетства участвовала в отправлении обрядов.
И тут на Ихану положил глаз сластолюбивый Кур, с молодых лет, выражаясь современным языком, не пропускавший мимо себя ни одной юбки. Благо, статус вожака предоставлял ему почти неограниченные возможности: редкая женщина могла позволить себе отвергнуть притязания такого видного мужчины. К тому же положение фаворитки давало определенные преимущества, правда, не на долгий срок — слишком уж похотлив и любвеобилен был вожак.
Вот и с Иханой Кур решил совокупиться не столько из-за того, что как-то выделял ее среди других молоденьких девушек, а скорее по заведенному им самим обычаю — пропускать через свои похотливые руки всех женщин общины. Но в этот раз нашла коса на камень.
Поздним вечером, когда разношерстное сообщество, подкрепившись плодами дневных трудов, потихоньку собиралось ко сну в разных концах пещеры, Кур подошел к Ихане. Она сидела недалеко от костра, рядом с Ахой, и о чем-то негромко переговаривалась с матерью. Кур бесцеремонно, как он это делал всегда, рыкнул, прерывая женский разговор. Потом, показывая в угол пещеры, где располагалась его лежанка, сказал девушке: 'Иди туда!'
Ихана поежилась и посмотрела на мать. Та, в свою очередь, недовольно взглянула на брата, но промолчала. Его намерения она понимала и, хотя они и не вызывали симпатии, но и возражать Аха не собиралась. Обычай есть обычай, дочь недавно потеряла первую кровь, и по правилам любой мужчина теперь мог претендовать на ее благосклонность. Тем более предводитель общины — ведь хотя все и равны перед обычаями, но даже в пещерные времена Каменного века люди уже понимали: есть те, кто равнее.
Ихана, конечно же, должна была подчиниться Куру: должна, даже если бы этот противный старикан ей и не нравился. Потому что речь шла об авторитете вожака — такими вещами не шутят. Аха, обремененная житейским опытом и долгими годами участия в управлении общиной, знала не писаные законы сообщества едва ли не лучше всех. Знала и уважала — и потому, пусть и скрепя сердце, поддерживала Кура. Она похлопала дочку по плечу и кивнула: мол, иди, не бойся, так надо.
Но Ихана продолжала сидеть на месте, поджав ноги. Скорее всего, она просто испугалась и оказалась не готова к столь внезапной и скорой попытке лишить ее девственности. Тут бы Куру проявить некую деликатность, но он и слыхом не слыхивал про такое понятие. А потому вожак громко прикрикнул на бестолковую девчонку и крепко схватил ее за плечо цепкой и сильной ладонью. Ихана взвизгнула от боли, но осталась на месте: из-за упрямства или просто оттого, что ноги отнялись от страха. Но вожаку было без разницы. Вконец рассвирепев, Кур сгреб Ихану в охапку, оторвал от земли и потащил в свой угол, невзирая на вопли жертвы, разбудившие даже тех дикарей, кто уже успел заснуть.
Доковыляв до лежанки, представлявшей собой шкуру овцебыка, разложенную на подкладку из еловых ветвей, распаленный сластолюбец швырнул девушку на шкуру. Насильник уже собрался продолжить неправое дело, но тут почувствовал на плече чью-то крепкую руку, явно принадлежащую мужчине. Недовольно урча (кто еще посмел вмешиваться?), Кур обернулся и столкнулся глазами с яростным взглядом Боро.
Что заставило Боро встать на защиту младшей сестры, вряд ли внятно смог бы объяснить и он сам — даже если бы хотел задаться таким вопросом. Так или иначе, но он сильно возмутился, и отчасти имел на это право. Если придерживаться буквы обычаев, то распоясавшийся вожак ее, несомненно, нарушал. Нарушал грубо, зримо и нагло, на глазах всего сообщества — девушка не хотела с ним совокупляться, а, значит, Кур творил насилие, что запрещалось обычаем.
С другой стороны, за соблюдением обычаев следил сам Кур, и только он имел полномочия толковать и решать, нарушены они или нет. Что поделать, о мудром принципе разделения исполнительной и судебной власти наши далекие предки ничего не знали. Налицо была двойственность ситуации, которую Боро преодолел со свойственными юности принципиальностью и бесшабашностью.
Не известно, как бы он поступил, если бы жертвой насилия стала другая девушка, а не его сестра. Признаемся честно — Боро не относился к категории настоящих джентльменов и сам не редко распускал руки, пытаясь добиться расположения прекрасных, но неуступчивых сеньорит в козлиных шкурах. Однако тут дело касалось маленькой Иханы, к которой Боро испытывал сильную симпатию, вытекавшую не только из кровного родства. И юноша осмелился, по сути, на бунт, бросив вызов авторитету самого вожака.
Кур, разумеется, не мог такого допустить: признание ошибки, по понятиям сообщества, которым он управлял, было равнозначно признанию слабости. А признание слабости неизбежно вело к утрате статуса лидера — это правило в человеческом мире действовало всегда.
Но в то же время Кур растерялся. Он не мог сразу поверить в то, что какой-то молокосос смеет ему перечить. Сердито оскалившись, вожак буркнул:
— Ну, чо? Чаво надо? Ты чо, дурак? Вали отсюда!
Но юнец не собирался отступать. Боро показал пальцем на скулящую Ихану и упрямо произнес:
— Нет, Кур, не надо! Она — нет. Ихана идет туда.
Кур презрительно хмыкнул. 'Ах, вон оно как! Заступник, значит, выискался. Ну-ну, сейчас посмотрим, кто здесь хозяин'.
Он был выше и массивней Боро и не сомневался, что, несмотря на возраст, справится с молодым возмутителем спокойствия. Но затевать драку ему не хотелось — он ведь все-таки вожак, а не щенок какой-нибудь. Кур обвел взглядом по сторонам: обычно в подобных случаях всегда находилась пара прихлебал, встававших на сторону вожака и выполнявших грязную работу. Но на этот раз никто не торопился поддержать предводителя. Спят, что ли? Что ж, ладно, разберусь сам.
Кур с силой толкнул Боро в плечо и негромко зарычал. Мол, в последний раз предупреждаю. Соблюдая ритуал, Боро тоже толкнул противника, но не сильно. После первой вспышки ярости, вызванной жалобными воплями обиженной сестры, он успел успокоиться и даже немного испугаться. Еще несколько минут назад ему бы и в голову не пришло, что он вступит в прямое столкновение с вожаком.
Боро пугал не сам факт возможной драки с более сильным противником, а авторитет Кура. На его памяти Кур всегда управлял общиной, жестко подавляя признаки неповиновения, и его положение лидера казалось Боро незыблемым. Незыблемым, как каменные своды пещеры, и непререкаемым, как восход солнца. И вот нашелся кто-то, способный возразить вожаку, не подчиниться ему. И этот кто-то был не кто иной, как он сам, Боро. Юноша не верил своей смелости.