Дочь палача и ведьмак
Шрифт:
В этом ящике солдаты собрались везти колдуна в Вайльхайм.
– Проклятие, Симон! Ты был прав! – прорычал Куизль и сплюнул прямо под ноги одному из многочисленных зевак.
Палач по-прежнему ходил в монашеской рясе; его внушительный рост и хмурый взгляд привлекали внимание окружающих.
– Теперь с Непомуком никто церемониться не будет, – ворчал Якоб. – И почему я не поговорил с ним еще раз!
После разведки прошлой ночью палач уединился в лесу. Но не в пример обычной своей находчивости, в этот раз он так и не смог ни до чего додуматься. В итоге Симон разыскал его на рассвете у ручья неподалеку от дома, угрюмого и
И вот лекарь стоял рядом с тестем и Магдаленой посреди толпы зевак, пытаясь разглядеть повозку из-за множества голов. Он был на две головы ниже Куизля, и увидеть хоть что-то стоило ему большого труда. В довершение всего прочего на плечах у него сидел маленький Пауль и постоянно драл отца за волосы. Петер в это время гонялся с другими ребятами за перепуганной курицей; он крайне неохотно позволил матери взять наконец себя за руку.
– Судя по всему, судья действительно приехал сам лично! – перекричал Симон громкие голоса вокруг. – Кто бы мог подумать?
Он показал на карету, в окне которой виднелось теперь белое, обрюзгшее лицо с бородкой. Морщинистая рука с множеством золотых колец на пальцах благосклонно махала толпе.
– Вот так щеголь напыщенный, – продолжил Фронвизер, понизив голос. – Я уже видел графа в Шонгау на встрече с нашим секретарем. Старик весь год проводит за благородной охотой, но суд над колдуном его превосходительство, конечно, не пропустит. Об этом и через несколько лет будут судачить.
Граф фон Чезана и Колле и вправду большую часть времени проводил в Мюнхене, а работу в Вайльхайме перепоручал управляющему. Обстоятельство это не слишком-то и огорчало жителей, но сегодня селяне прямо-таки впитывали роскошь и славу. Не так уж и часто в маленькой деревушке появлялись высокопоставленные дворяне с солдатами и свитой. Да к тому же чтобы арестовать андексского колдуна, как окрестили бывшего аптекаря, брата Йоханнеса.
– В Вайльхайме целый праздник устроят, если и в самом деле дойдет до казни, – пробормотала Магдалена. – Столько народу!
Куизль пренебрежительно оглядел орущую толпу. Он никогда не понимал, почему люди находили столько радости в казни человека, хотя сам зарабатывал этим на жизнь.
– Даже если бы настоятель захотел, – проворчал наконец палач, – он не смог бы помешать суду. Дела вроде этих разбирают в Вайльхайме. А в Эрлинге сами они разве что бродяг каких-нибудь вешают.
Между тем процессия уже принимала характер народного гулянья. Наряду с местными жителями повозки обступили и многочисленные паломники, так что возницы с трудом прокладывали себе путь сквозь толпу. Метр за метром обоз взбирался по склону к монастырю; впереди бежали дети и визгливые собаки, а люди показывали на деревянный ящик и уже расписывали в своем воображении участь колдуна.
– В Аугсбурге как-то колдуна сварили раз в кипящей воде, – заговорщицки прогнусавил старый крестьянин. – Он орал несколько часов, а потом пробормотал проклятие и отправился с громом и молнией в ад.
– Если они сразу признаются, то их просто сжигают, – отозвался какой-то батрак с таким важным видом, словно каждый день бывал на таких судах. – Иногда палач душит их заранее или навешивает на них мешочек с порохом. Но только если он в хорошем настроении.
Старуха рядом засмеялась:
– Значит, нашему колдуну не повезло. Палач в Вайльхайме – тот еще стервец. У него за всю жизнь ни одного хорошего дня не было. Уж если кто и угодит к нему на дыбу, то орет бедолага так, что в Зеефельде слышно.
В толпе засмеялись, а Симону стало немного дурно. Притом что ему несколько раз довелось присутствовать на публичной казни, большинство из которых вершил его собственный тесть. Но предстоящее судилище обещало быть особенно жестоким. Лекарь знал, что колдунов и чародеев наказание ждало самое страшное. Он слышал об одной казни в Мюнхене, во время которой предполагаемого еретика сначала пытали раскаленным железом, затем колесовали и под конец сожгли на костре. Ведьмаков четвертовали, варили, заживо хоронили, а в прежние времена даже сажали на кол. Считалось, что лишь полное уничтожение тела могло разрушить злые чары.
Процессия добралась между тем до площади перед церковью. Солдаты соскочили с повозки и выстроились в коридор, чтобы судья Вайльхайма беспрепятственно прошел к церкви. Его превосходительство, видимо, пожелал сначала отсидеть мессу и только потом заняться обременительной переправкой заключенного. С важным видом, хотя и не без дрожи, шестидесятилетний граф выбрался по небольшой лесенке из кареты. Вся его внешность излучала взращенную с годами власть. Раздавшийся на дичи, вине и пиве живот стягивал бархатный сюртук, увенчанный жестковатым кружевным воротом, из-за которого приходилось властно вытягивать подбородок. Возле входа в церковь престарелого господина приняли молодой граф Вартенберг и приор. Брат Иеремия сказал ему несколько приветственных слов.
– А разве это не обязанность настоятеля? – спросила Магдалена. – И где он вообще?
Симон нахмурился:
– Очевидно, власть в монастыре сменяется быстрее погоды. Я вот думаю, расскажет ли приор судье о пропаже облаток или он все-таки надеется, что все прояснится до праздника?.. Смотрите, вон там!
Из церкви вышли трое монахов и один за другим поклонились графам.
– Ты посмотри, библиотекарь, келарь и наставник, – прошептала Магдалена. – Один краше другого! Теперь совет в полном сборе, если не считать настоятеля. По мне, так по меньшей мере у одного из них руки нечисты. – Она покачала головой. – Все как один ученые люди, но скверна проникает даже в университеты. Более того, чем человек начитаннее, тем совесть гаже.
Отец рядом с ней вдруг оцепенел, а потом хлопнул себя по лбу и злобно фыркнул.
– Остолоп! – выругался он. – И почему я раньше не додумался! Мне нужно еще раз повидаться с Непомуком, пока еще не поздно.
– Сейчас? – Симон в ужасе уставился на палача. – Но ведь солдаты!.. Некоторые из них наверняка уже возле сыроварни. Они спросят, кто вы, и тогда…
– Я должен! – резко перебил его Куизль. – Непомука, наверное, сегодня же переправят в тюрьму Вайльхайма. Тогда ему уже никто не поможет. Я знаю тамошнего палача. У мастера Ганса любой заговорит, даже если сказать нечего.
– Но что тебе еще нужно от Непомука? – спросила Магдалена. – Попрощаться решил?
– Хватит чушь нести! Мне нужно спросить у него кое-что. И молите Бога, чтобы Непомук смог ответить. Мне сразу надо было расспросить его об этом.
Симон с беспокойством взглянул на тестя.
– О чем расспросить? – Лекарь, на две головы ниже Куизля, ткнул его пальцем в грудь. – Вы говорили, что знаете, кто украл облатки. Ну, так кто же? Черт возьми, почему у вас каждое слово нужно выпытывать?
Палач ухмыльнулся, но в глазах у него читалась грусть.