Дочь пирата

Джирарди Роберт

На середине «Новостей», когда Уилсон начал дремать, зазвонил телефон.

Он вздрогнул и выпрямился. Андреа отправилась в Денвер на двухдневный отдых менеджеров. Кто же это мог быть? Постепенно, расставаясь то с одним, то с другим приятелем, Уилсон остался без друзей. Он подождал, пока телефон зазвонил в пятый раз, и поднял трубку. Руки вспотели от страха.

— Да?

— Уилсон? — прозвучал женский голос.

Молчание.

— Это Уилсон Лэндер?

— Кто это?

— Уилсон, это Сьюзен Пейдж.

— Пейдж? — удивился Уилсон.

— Вы меня знаете. Крикет. Неужели забыли? Вы приходили во вторник в магазин «Нэнси», а потом сводили меня на ленч

в ресторан. Я заказала там дорогое вино.

— Да, помню, — сказал Уилсон, пытаясь казаться недовольным, но вместо этого рисуя в воображении ее волосы, отливающие медью при солнечном свете. В какой-то момент ему вспомнилась Андреа, летящая на запад с рассылочными ведомостями на коленях, на лице — неизменное выражение деловой обеспокоенности, усиливающейся по мере того, как она заново проверяет на калькуляторе цифровые данные.

8

Обычный вечерний субботний спектакль в Бенде. У джипов, попавших в пробку на улице Купера, — прицепы с поклажей.

Вдоль грязной мостовой иммигранты из тех стран, где мужчины носят тюрбаны, а женщины ходят в парандже, ведут бойкую торговлю дешевыми солнцезащитными очками, бижутерией и теннисками, которые разложены на фанерных лотках. На углу улицы Мортон и Пятой авеню сухорукий мужчина зубами дергает струны трехструнной гитары, а на другой стороне Мортон женщина в инвалидной коляске поет арии из «Бригадуна» столь пронзительно, сколь позволяют легкие. Пение происходит в сопровождении окарины, вырезанной из картофелины. В крохотных салонах при магазинах цыганки предсказывают судьбу, сидя за складными карточными столиками. В воздухе висит желтое облако выхлопных газов.

Уилсон пробился сквозь людское месиво на улицу Макдермот, дошел до гостиницы «Орион» и через служебный вход проник в бар, где обнаружил Крикет за стойкой под большими электронными часами.

— Привет, — сказал он. — Что пьем?

Она с улыбкой оглянулась:

— Мартини. А что еще можно получить в «Орионе»?

Он уселся рядом, и она поцеловала его в уголок губ. Уилсона несколько удивил этот жест, но Крикет, похоже, ничего не заметила.

— Ух ты! Я немного измазала тебя губной помадой. — Она послюнявила палец и вытерла ему нижнюю губу.

Уилсон попросил мартини и оливки. Когда заказ принесли, он сделал большой глоток и принялся изучать Крикет поверх своего стакана. На сей раз она была не в свитере и хлопчатобумажных брюках, которые ей не слишком шли, а в облегающей полосатой кофточке и модных расклешенных брюках из какой-то тонкой ткани. Эта ткань позволяла заинтересованным лицам разглядывать плавные линии ее бедер и ног. На тонкой талии красовался широкий кожаный пояс с прямоугольной пряжкой, на запястьях позвякивало с полдюжины серебряных браслетов. Губы лоснились от помады, непослушные темно-рыжие волосы были зачесаны назад и собраны в изящный пучок. «Кабы не испорченные тяжелой работой руки, — подумал Уилсон, — ее можно принять за модель, сошедшую с обложки модного журнала „Вог“». У него засосало под ложечкой: ведь не исключено, что она разоделась подобным образом ради него.

Они пили мартини и смотрели, как заведение наполняется народом. Гостиница «Орион» была построена в 1915 году (Кальвин Кулидж однажды останавливался в ее президентском номере). Отель пользовался популярностью примерно тридцать лет, но его доходы падали вместе с доходами постояльцев, и к концу шестидесятых годов он превратился в простую ночлежку для проституток и торговцев наркотиками. В начале восьмидесятых годов в большие, роскошные апартаменты с видом на канал Харви

и улицу Флит начали заезжать представители богемы и гомосексуалисты. За этой миграцией последовали вегетарианские рестораны, магазины здоровой пищи, кофейни и букинистические магазины, которые выросли, как грибы после дождя, на каждом перекрестке. В 1989 году знаменитый французский дизайнер приобрел обветшалую гостиницу. Он сорвал потускневшую позолоту в холле и модернизировал номера, оборудовав их стальными раковинами, обставив модными ширмами и мебелью под крокодиловую кожу. За два миллиона долларов он вернул бару его прежний вид, включая стенную роспись 1928 года, выдержанную в стиле Максфильда Перриша и изображавшую Джорджа и Марту Вашингтон, пьющих на отдыхе виски с водой, мятой и сахаром в Маунт-Верноне.

Уилсон глядел на чопорную Марту с ее капором и выражением деловой женщины на лице и не мог подавить в себе мимолетного воспоминания об Андреа, смешанного с чувством вины. Ему было трудно уводить взгляд от груди, обтянутой полосатой кофточкой. Он никогда не изменял Андреа. Но не делал ли он этого сейчас?

Разговор не клеился. Крикет покончила с мартини. Она сняла губами три маслины с пластмассовой сабельки, прожевала и решительным жестом поставила на стойку стакан.

— Ты не хочешь спросить у меня, как я узнала номер твоего телефона?

— Да, — ответил Уилсон. — Я думал над этим. Мне казалось, ты не знаешь моей фамилии.

Крикет улыбнулась:

— Я чрезвычайно хитрая особа, а значит, опасная. Лучше сразу предупредить тебя об этом. После работы во вторник я пошла в «Д'Айл» и сказала менеджеру, что ты мой любовник, мол, мы сильно поссорились, я рву с тобой всякие отношения и принципиально желаю заплатить за ленч. Он достал оплаченный по кредитке счет и — вуаля! — твоя фамилия и номер телефона у меня в кармане.

— Так ты заплатила по счету?

— Нет. Это был лишь предлог. Я позволила менеджеру отговорить меня от опрометчивого поступка.

Они заказали еще по одному мартини, и Уилсон начал расслабляться. Огни бара отражались в серебряных украшениях Крикет. Появились симпатичные, богато одетые молодые люди из высшего общества. Уилсону стало стыдно за свой старый спортивный пиджак в клеточку, любимые штаны цвета хаки, поношенные башмаки и мятую рубашку с расстегнутым воротничком.

— Я немножко не к месту одет, — сказал он, кидая взгляд на хорошо сидящие костюмы итальянского пошива и вечерние платья.

Крикет махнула рукой:

— К черту! Ты выглядишь так, как нужно.

— Это как?

— Ну… — Она задумалась на мгновение. — Как молодой Грегори Пек в «Долине решений». Видел?

— Нет, — признался Уилсон.

Она начала было рассказывать содержание фильма и бросила:

— Поверь мне, дурацкая картина. Пек играет серьезного молодого человека. Кстати, весьма убедительно. Если честно, я всегда была по уши влюблена в него.

Уилсон сменил тему разговора.

Какое-то время они беседовали о путешествиях и о море. Крикет служила не только на яхтах богачей. В неполных двадцать лет она нанялась на каботажный пароход, принадлежавший другу ее отца. Уилсону мало где довелось побывать, поэтому он слушал как завороженный истории о Рангуне и Маракайбо, о Сантьяго-де-Чили и Бангладеш. Она видела, как дерутся на ножах в кварталах Вальпараисо. Видела туземцев на Борнео, которые до сих пор охотятся за головами своих врагов и живут в каменном веке, и больных желтой лихорадкой. Видела и мятежи, и прекрасные закаты, и косяки странных безымянных рыб, и разрушительные ураганы у африканских берегов.