Дочь Пожирательницы грехов
Шрифт:
– У нас есть платья для тебя, - губы королевы искривились, когда она осмотрела мое простое черное платье. – Тебе нужно что-то подходящее тому, кем ты станешь. Тебе нравится красный, Твайла?
Тогда он мне нравился. Теперь я его терпеть не могла. Пока я была в замке, список того, что мне не нравилось, становился все длиннее. Теперь мне не нравилось даже то, о чем я не знала четыре года назад.
Но ненавидела я только королеву.
* часть названия переводится как «пруд».
Глава 5:
Я оделась и заплела
Меня объявили, люди короля открыли двери в королевские покои, и король поднялся с красного кресла на двоих, чтобы встретить меня.
– Твайла, - он улыбнулся, а мои стражи ушли на пару часов отдыха, который был им позволен, оставив меня одну в позолоченной комнате с королем. Комната была круглой, как и форма башни, красиво обставленной креслами с подушками и широкими дубовыми скамейками, подставками для ног и столиками с хрустальными графинами и бокалами. Тут был и стол с четырьмя резными стульями, как те, что были на охоте, полки были полны шкатулок и книг в кожаных переплетах всевозможных цветов. Комната вопила о роскоши, об интимности. Замок не чувствовался домом, а эта комната еще сильнее заставляла меня чувствовать себя изгоем. Это место было убежищем королевы, портреты ее и первого короля строго смотрели на нас. Ноги утопали в мягком ковре, пока я шла к королю.
– Ваше величество, - я поклонилась и улыбнулась ему. Мне нравился король, всегда нравился, и он казался неуместным в этой комнате, как и я.
– Как утро? Выглядишь хорошо.
– Я в порядке, сир, спасибо. Можно узнать, как ваше здоровье?
– У меня хорошее настроение, Твайла. Жду хорошего дня. Твое пение озаряет мои дни.
Это было нашей игрой, мы каждую встречу так делали. И хотя моим голосом восхищались, я редко его могла использовать, так что я была рада этим визитам, могла поговорить и попеть, а король был хорошим собеседником, когда мы были наедине.
Я встала перед окном, отвернувшись от витража, меня обрамляли тяжелые шторы, и я начала «Балладу Лормеры». Голос заполнял комнату, и я уже не была сосудом Донен Воплощенной, я была Твайлой. Королева, замок и ужасы отступили. Я любила эту часть своей жизни, когда могла петь и забывать обо всем. Я могла быть кем угодно, когда пою, быть где угодно. Я была свободной, когда пела.
Я хотела начать «Далекую справедливость», когда дверь распахнулась, и без объявления вошел принц. Стражи поспешили закрыть за ним дверь, а у меня замерло сердце. Потому он хотел знать, когда я буду петь. Чтобы посмотреть на меня.
– Мерек, мальчик мой. Рад, что ты пришел к нам. Твайла собиралась петь «Далекую справедливость».
Мерек взглянул на меня и прищурился, хмурясь.
– Я такую не знаю.
– Меня ей научил один из учителей, когда я был младше тебя, а я научил Твайлу.
– Ясно, - сказал Мерек, глядя на меня. – Можешь отойти от окна, Твайла? Свет перекрывает тебя.
Я посмотрела на короля. Он кивнул, и я отошла, встав между окнами, спина была у перегородки между рамами.
– Так лучше, - сказал Мерек, опускаясь в одно из кресел. Он вытянул длинные ноги и скрестил в лодыжках, а руки сложил на груди. – Прошу, продолжай.
Я боялась, что ошибусь под его взглядом. Но мой голос не подводил, а я не смотрела на них, глядя на стену над их головами, и пела так, словно от этого зависела жизнь. Я закончила песню, король назвал другую, не давая Мереку времени похлопать. Когда я устала, и был перерыв на ланч, Мерек встал и покинул комнату, ничего нам не сказав, и в комнате словно появился воздух. Я не понимала, что задерживала дыхание, пока за ним не закрылась дверь.
– Тебя не тревожил он? – голос короля был тихим. – Я не думал, что он придет.
– Я была рада видеть его, сир.
– Думаю, мы должны радоваться, что он счел нашу компанию достойной, да? – рассмеялся он, но это звучало пусто. – Он хороший мальчик – или мужчина – сейчас. Прости меня, но боюсь, что замок будет клеткой для него, когда придет его время. Может, все будет иначе, если с ним будут люди его возраста. Детям нужны братья и сестры, да? У тебя они есть?
– Да, сир. Два брата и сестра, - я ощутила острую боль под ребрами, когда я подумала о сестре. Я почти ничего не знала о том, что с ней, помнит ли она меня. Я видела ее перед глазами, укутанную в кружевную шаль, что уже точно износилась. Стать Донен значило оставить старую жизнь, включая семью, и я не понимала тогда, что выбираю. Я поняла от того, что дверь закрылась передо мной, что мама хочет избавиться от меня, что нашим отношениям конец, но Мэрил… Я хотела общаться с ней. Я думала, что мы, хоть у нас и будут разные жизни, будем порой навещать друг друга, проводить вместе хоть пару часов, даже изредка. Но королева сказала, что я не должна быть связана с семьей, это разгневает богов, если я начну цепляться за старую жизнь. Было ясно и то, что королева презирает мою мать так, как и все королевство, но женщины моей бывшей семьи играли роли Пожирательниц грехов дольше, чем королевская семья была у власти, и она терпела ее. Все же у мамы были ключи к Вечному королевству в ее полных руках. Пока что. Но однажды Пожирательницей станет Мэрил, а я – королевой, и никто не запретит нам быть сестрами.
Мысли возвращались к прошлому, я забыла о настоящем, пока не поняла, что король задал вопрос и ждал моего ответа. Я покраснела, смутившись, что была так груба с одним из немногих людей, что были добры ко мне.
– Простите, Ваше величество, я забылась.
Король с тревогой посмотрел на меня.
– Ты в порядке? Позвать кого-то на помощь?
– Нет, Ваше величество, я в порядке. Просто задумалась на миг. Простите, это было грубо с моей стороны.
– Бывает и с лучшими из нас, - улыбнулся он. – Я спросил, помнишь ли ты принца Мерека до того, как он уехал?
– Немного, Ваше величество.
– Я говорил Хелевисе, что вам стоит больше видеться. Она забыла, что мы с ней и Рохесом росли вместе, а вы с Мереком – нет. Я… - он замолк, собираясь с мыслями, и продолжил. – Но он занят. Хочет быть хорошим королем.
– По воле богов вы с королевой будете долго служить стране, - ровно сказала я.
– По воле богов.
Мерек вернулся, когда мы хотели продолжить. Выражение его лица не читалось, и я отвела взгляд, ведь боялась, что по моему лицу все видно. Я не понимала принца, что едва говорил вслух, зато глаза его говорили на неизвестном мне языке. Я не знала, что он ожидал от меня.