Дочь регента
Шрифт:
— Это все было так давно, Ваше Высочество.
— Но что случилось? Что?
— Вы же знаете.
— Да, но я хочу еще раз услышать. Потом вы получили письмо. Начните с этого места.
— Да, письмо от его жены. Он уже был женат.
— И значит, вы вовсе не были его женой. О, моя бедная, бедная Гаги! Ваше сердце было разбито.
— Да, дорогая Шарлотта. Я так считала.
— Но потом вы утешились. Это я вас утешила, правда? О, скажите это! Вы же говорили. Вы говорили, что утешились, когда начали ухаживать за вашей милой Шарлоттой. Это так, да?
— Да, как только я
Шарлотта была в восторге. Вот почему она так часто заставляла повторять эту историю.
— Значит, — торжественно провозгласила она, — я не такая уж и плохая, верно? Хотя милорд Фишка не устает расписывать всякие ужасы, предупреждая, что со мной станется, если я буду продолжать в том же духе.
Шарлотта принялась раскачиваться на стуле.
— Милая принцесса, если вы будете так резко откидываться назад, стул когда-нибудь сломается.
Но Шарлотту это не волновало. Что такое сломанный стул, если ей удалось исцелить разбитое сердце?
Ее одевали в платье приютской девочки, возмущенно ахая и охая. Право же, вдруг Его Высочеству принцу Уэльскому придет в голову навестить дочь? Что он скажет, увидев ее в таком наряде?
Впрочем, таков приказ епископа — пусть епископ за него и отвечает.
Но что должна чувствовать принцесса, подвергаясь столь страшному унижению? Хотя... по ее виду не скажешь, что она расстроена... Шарлотта ухмылялась, глядя на себя в зеркало. Никакое приютское платье не могло замаскировать ее сходства с принцем Уэльским. Сейчас она была похожа на отца больше, чем когда-либо.
— Надеюсь, — молвила Луиза Льюис, разъяренная настолько, насколько вообще могла разъяриться столь кроткая женщина, — Его Преподобие будет доволен.
Шарлотта улыбнулась камеристкам — милой, доброй, верной Луизе и Гаги-Исцеленное-Сердце. Она их обеих обожала. Шарлотта кинулась их обнимать, сбила прическу одной из дам и чуть не оторвала рукав второй, однако они давно привыкли к ее бурным ласкам и ни на что бы их не променяли.
Шарлотта вошла в комнату, где ее ожидал епископ. Если он надеялся, что ей станет стыдно, то наверняка был разочарован.
— Доброе утро, Ваше Преподобие! — вскричала Шарлотта. — Какое сегодня чудесное утро! А посмотрите, какое у меня новое платье. Оно прекрасно на мне сидит. Вы не находите? Как будто специально для меня сшито.
Шарлотта лучезарно улыбнулась и покружилась перед епископом, чтобы он мог осмотреть ее платье и спереди и сзади.
Он был растерян. Епископ ожидал, что ей будет хоть чуточку стыдно.
«Ну, что поделать с такой ученицей?» — жалобно спросил он потом леди Клиффорд.
Епископ опасался самого худшего.
Пытаясь внушить Шарлотте, что она поступает дурно, епископ велел ей покаяться.
— Откуда вам знать, — сказал он, — когда придет ваш смертный час? Что если вы умрете без отпущения грехов?
Это заставило Шарлотту призадуматься. Не столько о своей участи, сколько об имуществе, которое
Что будет с ее милыми собачками? А с птичками? Она же их так любит! Для них будет трагедией, если она умрет.
А книги? А украшения? Поскольку она была дочерью принца Уэльского, ей принадлежали очень дорогие украшения; порой ей даже позволяли их надевать — когда она должна была предстать перед бабушкой в ее гостиной. Да, определенно нужно навести порядок в делах!
— Я составлю завещание, — заявила Шарлотта миссис Кэмпбелл.
— В ваши-то годы? — воскликнула придворная дама.
— Моя дорогая миссис Кэмпбелл, откуда нам знать, когда придет наш смертный час?
Миссис Кэмпбелл побледнела. Она же постоянно говорила о своей загадочной болезни. И Шарлотта после очередного припадка ярости любила ее слушать, зная, что миссис Кэмпбелл очень нравится рассуждать об ужасном состоянии своего организма. Шарлотта любила миссис Кэмпбелл, поскольку с ней можно было говорить на любую тему. Кроме страсти говорить о своих болячках — а у миссис Кэмпбелл были прямо-таки навязчивые мысли о смерти, — придворная дама еще любила спорить и обычно из духа противоречия занимала точку зрения, противоположную той, которую высказывал собеседник.
Однако Шарлотта сейчас затронула единственную тему, по поводу которой у миссис Кэмпбелл не было расхождений с принцессой.
— Это правда, — вздохнула миссис Кэмпбелл. — Подчас у меня сердце начинает так странно биться... неровно и гулко... в такие мгновения я бываю совершенно уверена, что настал мой последний час.
— Вот видите! — воскликнула Шарлотта. — Я, конечно, еще молода, но кто знает, может быть, старуха-смерть уже притаилась в углу и поджидает меня? Поэтому, дорогая Кэмби, я составлю завещание.
— Хорошо. Я полагаю, это поможет Вашему Высочеству немного развеяться.
И это помогло.
Ах, какое же удовольствие думать о своем имуществе и о том, как будут рады те, кто получит его по наследству! Но, наверное, им будет и немножко грустно. Они скажут: «Милая Шарлотта, она была такой несносной, но все-таки сердце у нее было доброе». Да, она докучала Фишке, но зато исцелила сердце миссис Гагариной, и миссис Гагарина, а также Луиза Льюис ее очень любили.
Когда Шарлотта думала о собственных похоронах, к ее глазам подступали слезы. Будут бить барабаны, в Лондоне повсюду будет звучать колокольный звон. Мебель в ее комнате покроют черной тканью, а принц Уэльский будет рыдать так, как не рыдал никогда в жизни. Принцесса Уэльская обезумеет от горя. И скажет принцу: «Давай снова жить вместе. Пусть у нас родится еще один ребенок. Шарлотта хотела бы этого».
«Но я не хочу! — тут же мысленно добавляла Шарлотта. — Во-первых, потому что они ненавидят друг друга, а во-вторых, я не хочу брата или сестренку. Я желаю быть единственной, чтобы когда-нибудь я могла стать великой королевой, как королева Елизавета. А впрочем, разве это имеет значение? Я же умру. Но я не хочу умирать!»
Однако люди составляют завещание на всякий случай — вдруг что-нибудь случится. Да-да, именно так. Просто на всякий случай, а то вдруг она умрет, и никто не будет знать, что делать с ее имуществом.