Дочь реки
Шрифт:
— Ничего, — выдохнула, окутывая теплом. — Будь осторожен. Сейчас в Белом Доле неспокойно. И в твоей душе тоже.
Она мягко приложила ладонь к его груди и отстранилась, чуть надавив. А чувство, что его водят за нос, не ушло. Только усилилось. Но Владивой решил, что еще выяснит, что было причиной загадочного вида Сении, когда вернется. Кабы не удумала чего: женщины этой весной уж больно чудно себя ведут. Как будто Ярило и меньшице вместе с девицами голову вскружил. И смотрит так, и улыбается, как будто встретились только и друг другу приглянулись.
Со
Чертоги богов благоволили всю дорогу: не сыпало дождя на голову, не поднималось сильных ветров, что могли и шатер пронизать, словно копья, и даже в гостиной избе на погосте отыщут такую щель, что выстудят хоромину на раз. Такое в травень случается часто. Места здесь не слишком приветливые: то Ярила дурманит теплом, то Сварог норовит охладить, открыв хляби. А бывает, и Перун силу пробует, хоть до его дня еще далеко.
Не успели еще и до Росича добраться, как донеслись навстречу вести о том, что русины напали снова. Да только не на Белый Дол, как все думали и готовились, а на Любшину, сильно потрепали, но самого страшного избежать удалось. И не волей удачи, что решила послать на головы любшан Макошь, а отвагой и расторопностью двух девушек, что успели предупредить о подходе неприятеля. И Владивой почти не удивился, когда узнал, что одной из них была дочь воеводы Гроза.
Значит, теперь она все ж в остроге живет. Так даже и лучше, спокойнее отчего-то. И увидеть ее захотелось еще сильнее, хоть, казалось, больше уже некуда.
Первым делом, как добрался до Белого Дола, Владивой узнал, удалось ли Беляну отыскать и сюда привезти: о том сплетники на пути в Белый Дол не судачили. Оказалось, что кмети обо всем рассудили правильно, и бегать по весям в поисках дочери или сидеть в остроге, маясь то очередного ожидания, не придется. Владивой только мельком успел поздороваться с Ратшей, что, прознав о его приезде, сразу хотел и в общину утянуть, чтобы за кружкой браги поговорить о делах насущных. Пришлось от воеводы пока отмахнуться.
Он послал Драгицу за княжной и в поварню: об обедне для всех, кто в острог приехал, напомнить, а сам в общину отправился. Мог и в горницу к дочери пойти, да решил, что так не станет ее тревожить. К тому же ненароком там можно было и на Грозу наткнуться, но встречу с ней он решил оставить на потом, когда уже не будут давить на него самые неприятные дела. Не хотелось портить этот миг нерешенными думами.
Беляна пришла на удивление скоро, хоть Владивой и думал, что станет оттягивать этот миг в желании досадить отцу посильнее. Но княжна не стала еще больше злить его: то ли Драгица убедила, то ли сама разумела, что лучше не стоит. Вошла в прохладную, только едва натопленную хоромину и, молча кивнув Владивою, словно чужому человеку, села напротив. Безразлично оглядела снедь, что уже успели принести для Владивоя из поварни, тронула кончиками пальцев миску перед собой.
— Куда ты сбежать хотела? — сразу попытался вызнать Владивой, пусть и знал уже ответ.
Да от нее самой услышать хотел. Признание честное в том, что воля родительская ничего для нее не значит. Дочь взглянула на него исподлобья с явным намерением молчать, что бы ни было. Хоть это и глупо: вся дорога ее говорила о том, что в Долесск направлялась или туда, где должна была с княжичем Любором встретиться.
Владивой вздохнул, так и не дождавшись ответа.
— Я догадываюсь. Не думай, что не вижу ничего, не слышу и не знаю. Просто хотел, чтобы ты сказала честно.
— Что это изменит? — пожала плечами Беляна. — Мне все равно один путь — на Стонфанг.
— Ты и правда думала, что успеешь сбежать?
— Успела бы, не приключись в Любшине несчастья, — княжна вновь опустила взгляд в свою пустую миску, куда не положила еще ни кусочка щуки, что стояла посреди стола в горшке, истекая ароматным соком. — И тогда ты ничего не сумел бы сделать. А после того, что я видела. Что творилось там… Как я могу смотреть даже в сторону варягов?
— Не все варяги — викинги, — без особой надежды на то, что его услышат, попытался вразумить дочь Владивой.
— Они могут стать ими в любой миг. И даже если Уннар получит меня, это не убережет людей в твоем княжестве, коли он вдруг решит напасть.
Владивой усмехнулся, глядя в решительное лицо дочери. Странно: Обеслав больше в мать пошел. Он не был мягким, конечно, но был спокойным и рассудительным. Он вполне мог создать и свое княжество, да вот только сражаться за земли не желал. Коли надо было защитить свое — он любому в глотку вцепится. А вот позариться на чужое… А Беляна все чаще являла норов, что достался ей от Владивоя. Уж до чего была девицей светлой и приветливой всегда — а вон как поворачивалось. И не хотелось думать, что тому причиной стал он.
— О том, что будет после, мы судить станем, когда ты женой Уннара станешь, — оборвал Владивой все пререкания, что еще могли надолго задержать их за этим столом. — В тебе сейчас упрямство говорит. И своеволие которые ты не к месту решила показать.
Беляна рот открыла было — что-то еще сказать, но Владивой взмахом руки остановил ее. И дочь нахмурилась опасно — в тот же миг захотелось все ее плотной стеной кметей обложить, чтобы и пальца просунуть не могла прочь, пока до Белого Дола сам Уннар не доберется. Тут, пожалуй, Драгица снова оплошать может.
Больше Беляна с отцом ни о чем говорить не стала. И в сторону его не глядела, пока заканчивал он спешную обедню, нарочно ее от себя не отпуская. А когда она все же ушла, так и не притронувшись к еде, до того стало паршиво на душе, словно собственную дочь он в лесу оставил привязанной к дереву — на потеху лешему и зверью, охочему до крови. Странно. Ведь уверен был, что поступает правильно, что так нужно: и союз с варягами, что живут теперь почти под боком. Гораздо больше, чем очередной залог добрососедства с Долесским княжеством. Хоть и между ними, еще при отце Владивоя, случалась порой толкотня за земли. Да все как-то стихло со временем.