Дочь Сталина
Шрифт:
Это второе письмо немного прояснило ситуацию, и Светлана была очень расстроена. Возможно, этот Александр Карпель был агентом-провокатором из КГБ, получившим задание через Крымского войти в контакт с Иосифом. Юрий Андропов, нынешний глава КГБ, был очень искушен в искусстве ведения «холодной войны». Прав ли был Кеннан? Он был уверен, что все это делалось для того, чтобы скомпрометировать администрацию Картера, продемонстрировав, что ЦРУ все еще плетет заговоры против СССР, используя при этом Светлану. Для него это было простое решение, но Светлана все еще колебалась между двумя вариантами. Сердце матери терзали политики, ведущие «холодную войну».
Вскоре Джордж Крымский ненадолго вернулся в США и позвонил Кеннану домой. Он говорил с Аннелизой, которая сказала, что ее муж не хочет впутываться в это дело. Тогда Крымский позвонил Светлане, и, несмотря на свое горячее желание увидеть сына, она последовала совету Кеннана и говорила с Крымским очень коротко.
Но Светлана все еще обдумывала и другой план. Джордж и Аннелиза Кеннан должны были поехать в СССР в ноябре. Кеннан мог связаться с ее сыном, чтобы узнать о том, что он в действительности собирается делать. Но неожиданно отношения с СССР ухудшились. Академик Андрей Сахаров, специалист по атомной физике и диссидент, получил Нобелевскую премию мира, и Советы были в ярости. Было неясно, выпустят ли Сахарова из СССР за наградой. (В конце концов, его так и не выпустили).
15 октября Светлана написала Кеннану. В письме она размышляла о возможных последствиях попытки связаться с сыном и рассматривала различные варианты. Если Советы так разозлены наградой академика Сахарова, то времени будет очень мало. Любое упоминание имени ее сына приведет к ней. «После вашего отъезда из Москвы один Бог знает, какие преступления они смогут ему приписать, и мы даже никогда об этом не узнаем». Это был бы «САМЫЙ ХУДШИЙ вариант — не достичь ничего, но разрушить мирное существование моего сына». Но была и другая возможность. Джордж мог открыто встретиться с Иосифом и спросить его, хочет ли он поехать к матери. Если Иосиф согласится, то Кеннан может передать его просьбу властям. Советы, конечно, не решатся отказать Джорджу.
Самой худшей ошибкой было бы остановиться на полпути. На случай, если все пойдет плохо, она приписала: «Это было бы НАСТОЯЩЕЙ трагедией… Я, конечно, предпочла бы по-прежнему никоим образом не общаться с ними обоими, ЧЕМ увидеть их в беде из-за меня… Держаться подальше от меня… это самый безопасный способ существования в этом сумасшедшем советском обществе».
Она закончила свое письмо так:
Дорогой Джордж, я люблю своих детей, и они этого заслуживают. Вы бы тоже, несомненно, их полюбили. Но… Если ничего нельзя поделать против СУДЬБЫ, то мы ДОЛЖНЫ ждать лучших времен, когда ХОРОШЕЕ станет возможно. Даже декабристы вернулись из своей ссылки, и им было позволено мирно умереть в Европе! Такова история России — и была, и остается.
В конце концов, Кеннан решил, что лучше будет не пытаться контактировать с Иосифом, и Светлана согласилась с ним, хотя молчание из России нервировало ее.
Последний раз Джордж Крымский сообщил, что после своего возвращения в СССР он снова встретился с Иосифом. Зная, что его квартира прослушивается, Иосиф вывел Крымского на улицу и сказал: «Это все нужно прекратить». КГБ следил за ним. «Они узнали все о его контактах с Западом. Если он будет продолжать, то его вышлют из Москвы. В этом случае, если ему очень повезет, то он сможет найти работу врача где-нибудь в Сибири». Эти слова казались подтверждением того, что Иосиф действительно хотел получить американскую визу. Но в то же время это не означало, что КГБ просто не вел с ним свою игру. Чтобы проникнуть сквозь завесу этих мрачных интриг, надо было быть специалистом по шпионажу. Только через полтора года Светлана узнала правду о деле Крымского/Карпеля.
Рождество 1975 года Светлана и Ольга праздновали в Калифорнии, в гостях у супругов Хаякава. Неожиданно Светлана почувствовала непреодолимое желание и позвонила сыну. «Зайчик, это ты?» — спросила она так же, как ласково спрашивала его когда-то в детстве. Он ответил холодно: «Как ты думаешь, через девять лет я все еще могу узнать тебя по телефону?». И телефонная линия тут же отключилась.
Глава 27
Подсадная утка КГБ
Неожиданно и, кажется, совершенно не обдумав свое решение, в марте 1976 года Светлана собрала вещи, продала дом на Уилсон-роад в Принстоне и переехала вместе с Ольгой в Калифорнию. Когда они были в гостях у супругов Хаякава на Рождество, журналист Айзек Дон Левин пригласил Светлану приехать к нему в Карлсбад, городок неподалеку от Сан-Диего. Увидев из окна его гостиной синие воды океана, Светлана почувствовала, что вернулась домой. Запах сосен, эвкалиптов, апельсиновых и лимонных деревьев пробудил старые воспоминания. Она словно бы вновь оказалась на Черном море времен ее детства. Жизнь в Принстоне была дорога, и доходов от вложенных средств ей не хватало. Левин утверждал, что жизнь в Калифорнии куда дешевле.
Ничего удивительного в том, что Левин заинтересовался Светланой, не было. Этот журналист белорусского происхождения был убежденным, даже можно сказать яростным, антикоммунистом. Он был известен тем, что помогал диссидентам, но порой использовал их в пропагандистских целях. Должно быть, он решил, что дочь Сталина станет прекрасным орудием пропаганды в его арсенале. Когда они встретились, Левин все уши ей прожужжал о либералах с Восточного побережья, которые, как Джордж Кеннан, работают на Госдепартамент и стараются угодить Советам. Но почти сразу же она начала подозревать, что он пытается ею манипулировать — он заставлял ее подписывать протестные телеграммы — и прервала начавшуюся было дружбу. К сожалению, это означало, что они с Ольгой оставались в Калифорнии практически совсем одни. Светлана надеялась на то, что их семьей станут супруги Хаякава, но Сэм, хотя и по-прежнему очень любил их с Ольгой, но не так давно был избран в Сенат Соединенных Штатов и совершенно не имел свободного времени.
Но к переезду Светлану подтолкнул все-таки не Левин и его политические игры. На самом деле, одной из причин, по которым она уехала из Принстона, стала ее личная жизнь. Прошло уже почти пять лет, как они с Уэсли Питерсом расстались, и, по всей видимости, она была готова попытаться еще раз. На одной вечеринке в Принстоне Светлана познакомилась с богатым бизнесменом Дугласом Башнеллом. Его трагическая история тронула ее до глубины души. Несколько лет назад его жена покончила с собой, оставив дочь-подростка и двух сыновей. Казалось, Башнелл так и не оправился от этой трагедии. Как позже Светлана сказала Кеннану, «такие вещи хорошо известны в нашей семье.
МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО ПРАВДА, что трудная жизнь делает человека лучше». Кажется, Светлана действительно часто привязывалась к людям с поломанной судьбой. В какой-то момент они почти стали одной семьей. Маленькая Ольга обожала этого забавного седоволосого мужчину, который, когда приходил к ним в гости, подбрасывал ее в воздух и катал на плечах. Светлана думала, что Башнелл сможет заменить Ольге отца, поскольку было очевидно, что Уэсли Питерс навсегда ушел из их жизни. Он четыре раза ненадолго приезжал в Принстон, а потом прекратил эти визиты и звонил очень редко. Он не появлялся почти пять лет, так что, в результате, дочь его даже не узнала.
Тем не менее, вскоре Башнелл дал понять Светлане, что он поддерживает с женщинами только романтические отношения. Как рассказывала Светлана, «все закончилось ужасным взрывом со стороны нас обоих, и этого следовало ожидать». Любой мужчина, который вступал в близкие отношения со Светланой, начинал бояться. Да и кто мог выдержать такую жизнь? Она жила словно на огромной театральной сцене, со всех сторон атакуемая политиками, пытающимися вовлечь ее в «холодную войну», с КГБ на заднем плане, и ко всему этому еще добавлялась ее собственная эмоциональная нестабильность. Вся ее прошлая личная жизнь оставила слишком много боли. Они с Башнеллом расстались, но остались друзьями. Он писал Светлане в Калифорнию теплые письма, где рассказывал о своих детях и задавал вопросы об Ольге, она отвечала ему тем же. Это разочарование подтолкнуло Светлану к переезду. Теперь она, должно быть, решила, что должна ждать того, что останется одна.