Дочь ведьмы
Шрифт:
При звуке ее голоса он перекатился на спину. Увидев брата, Бесс чуть не закричала в голос. Половина его лица была иссиня-черной и опухшей, половина бледной и точно съежившейся. Один глаз налит кровью, второй превратился в алое месиво. От его хриплого дыхания шел такой смрад, что Бесс затошнило. Ей потребовалось все ее самообладание, чтобы с криком не броситься прочь из комнаты.
– Бесс? Это ты?
Он поднял руку, нашаривая ее ладонь.
Бесс собралась и взяла его за руку. Казалось, кисть ее сжал не сильный юноша, а старик.
– Я здесь, Том. Лежи.
– Хорошо, что я тебя снова вижу. Я боялся…
Он
– Прости меня, Бесс, – всхлипнул он.
– Простить? За что?
– За то, что мне не хватает смелости. Я знаю, я должен, ради матушки, ради всех вас. Но я просто… так боюсь.
Бесс опустилась рядом с Томасом на колени и прижала его руку к груди.
– Ох, Томас, нет смелости в том, чтобы не чувствовать страха. Разве ты не знаешь? Тот, кому ведом страх и кто все равно думает о других, вот он по-настоящему смел.
Томас посмотрел на нее, и кривая улыбка еще больше исказила его лицо.
– Ты в это правда веришь, Бесс?
– Да.
Она кивнула, и ее слезы закапали на мокрое покрывало, смешиваясь с его слезами.
– Бесс! Что ты творишь?!
Крик матери заставил ее вскочить на ноги.
– Я просто хотела повидать его, мама, всего на минуточку.
Энн схватила ее за руку, подтащила к двери и грубо вытолкнула наружу.
– Ты мне обещала, Бесс!
– Прости, я только хотела…
– Неважно, чего ты хотела, девочка. Ты понимаешь, что могла натворить? Понимаешь?
Энн захлопнула дверь.
Бесс содрогнулась, вспомнив о материнском гневе и о страданиях несчастного брата. Она оставила попытки уснуть и крепче прижала к себе Маргарет. Незадолго до рассвета Томас принялся надсадно стонать; душераздирающий звук, Бесс знала, что он будет ее преследовать всю оставшуюся жизнь. Когда в окно, не закрытое ставнями, просочился робкий рассвет, стоны оборвались, а вместе с ними и жизнь Томаса.
Сама не своя от недосыпа, Бесс откинула покрывало и пошевелилась. Ласково потрясла Маргарет за плечо, но малышка не проснулась. В слабом свете утра девушка взглянула на нее и увидела, что лицо сестры стало цвета незрелого сыра. Она услышала пронзительный крик и не сразу поняла, что сама его издала.
Боже милосердный, что я наделала? Что я наделала?
Жизнь превратилась в месиво из лихорадки и ужаса. У Бесс никак не получалось поверить, что все происходит на самом деле. Конечно же, это какой-то чудовищный кошмар, от которого она скоро проснется, напуганная, хватая воздух, и ее тут же успокоит и приведет в себя обыденность жизни. Только это не было кошмаром. Маргарет, бормоча и потея, лежала на постели в прихожей, Бесс была подле нее, пока мать готовила бедного Томаса к погребению. В это безумие вплелся звук повозки снаружи и резкий стук в дверь.
– Мистер Хоксмит? Откройте дверь! – потребовал грубый голос.
Энн появилась на пороге спальни. Взглянула на Джона.
– Сборщики! – произнесла она.
– Мама, что им нужно? – спросила Бесс.
– Томас, – услышала она в ответ. – Они хотят забрать нашего мальчика.
Казалось, Энн сейчас потеряет сознание.
– Пока я жив, нет, – еле выговорил Джон, голосом, исполненным страдания и чувства утраты.
Он подошел к двери и крикнул, не открывая ее:
– Здесь ничего для вас нет! Мы сами разберемся.
– У
– Нет! – выкрикнула дочь. – Отец, не позволяй им.
Джон схватился за край кухонного стола.
– Помоги мне, Бесс.
Вместе они подтащили тяжелый стол и подперли дверь. Джон прислонился к нему.
– Открывай, Хоксмит. Мы вернемся с приказом губернатора, и нас будет больше, ты это знаешь.
– Возвращайтесь хоть всем Бэткомом, если пожелаете! – проревел Джон. – Никого из моих детей не бросят в чумную яму, слышите?
За дверью послышалось бормотание, потом оно стихло.
– Ушли? – со страхом спросила Энн.
– Ушли, – тихо произнес Джон.
Он подошел к окну и какое-то время смотрел наружу, потом твердым голосом заговорил с женой:
– Надо похоронить нашего мальчика сегодня. Откладывать нельзя.
Энн сменила Бесс у постели Маргарет, пока та ходила за скотиной. Коров не доили как следует уже несколько дней, и они были в дурном настроении. Бесс заплакала от горя и бессилия, когда старшая корова второй раз выбила у нее из рук ведро молока. Она подумала, что никогда столько не плакала, и испугалась, что этому не будет конца. Томас умер, Маргарет тяжело больна. Это она виновата? Она принесла болезнь от Томаса к Маргарет? От этой мысли сердце Бесс сжалось. Она поспешила проверить, есть ли у коров вода. Возвращаясь домой, Бесс увидела, что отец копает Томасу могилу. Она остановилась и стала смотреть, не в силах заставить себя оторваться от того, как ее ненаглядный папа упорно перекидывает лопатой мокрую землю, уходя все глубже, готовит место, где его первенец проведет вечность. Пока Бесс смотрела, отец закончил могилу – темную грязную рану в заросшем травой саду. Родитель выпрямился, Бесс увидела, как он вытер слезу тыльной стороной грязной руки. На мгновение ей показалось, что папа молится, так неподвижно он застыл. Потом у него подогнулись ноги, и он без звука упал ничком в могилу.
– Мама! – закричала Бесс, бросив подойник и кинувшись к отцу. – Скорее!
Она подбежала к могиле и заглянула в нее.
– Отец!!!
Он лежал на дне вонючей ямы и стонал. Бесс слезла вниз и попыталась поднять его на ноги. Отец то впадал в беспамятство, то приходил в себя, издавая звуки, недостаточно внятные, чтобы быть словами. Руки у него были потные, лицо горело. Энн заглянула в могилу через край.
– Господи, помилуй нас!
– Он упал. Занедужил, мама. Папе нехорошо! Он слишком тяжелый, я не могу его поднять.
Энн соскользнула вниз, к Бесс, и они вдвоем поставили Джона на ноги.
– Толкай, дочка. Давай, надо его вытащить.
Почти час ушел у двух женщин на то, чтобы вытолкать Джона из скользкой могилы. Когда они дотащили его до дома, все трое были покрыты грязью. У Бесс едва хватило сил принести воды, но она знала, что нужно вымыть отца и вымыться самим. Маргарет металась в постели, то зовя маму, то прося, чтобы боль прекратилась. Энн и Бесс уложили Джона. Женщина зажгла в очаге шалфей, они натерли Джона и Маргарет лавандовым маслом. Сидя рядом с сестренкой и бережно намазывая ее тонкие ручки душистым маслом, Бесс снова задумалась о Господней любви и решила, что в доме Хоксмитов ее в этот вечер не было. Она так устала, что готова была уснуть на полу, где сидела. Мать разбудила ее, тронув за плечо.