Дочь викинга
Шрифт:
– Мне… мне нужно поговорить с епископом, – прошептала она. – Я желаю обратиться к нему с просьбой. Надеюсь, он разрешит мне написать письмо моей матери. Я хочу заверить ее в том, что у меня все в порядке.
«Нельзя, чтобы Фредегарда узнала правду», – вот уже в который раз подумала Эгидия. Она сама напишет письмо. И запечатает его еще до того, как кто-то его прочитает.
Небо на востоке утратило розовый оттенок, стало серым. Солнце уже взобралось на небосклон, но подъем лишил его сил, и потому мир вокруг потускнел. Этот мир был необъятен.
Когда открылись городские ворота (Гизела не понимала, как ее спутница их нашла), они первыми вышли навстречу утру. Принцесса не знала, правильно
Дорога, мощенная крупными камнями, вела их прочь от ворот, но вскоре девушки свернули с тракта и побежали по лугам и виноградникам по направлению к большому густому лесу. Земля под ногами Гизелы была холодной, корни, о которые она спотыкалась, твердыми, но ничто не могло заставить ее остановиться.
Другая девушка бежала очень быстро, но она ничуть не запыхалась. Она не спотыкалась и не падала, как Гизела.
Всякий раз незнакомка останавливалась, ожидая свою спутницу, а через какое-то время даже взяла ее за руку. Но что бы ни подвигло ее на это, дело было не в ее заботе о благополучии Гизелы. Хватка у нее была крепкой, выражение лица – суровым, в темных глазах не отражалось ни сочувствия, ни любопытства, только презрение.
А потом они добежали до леса.
Свет, пробивавшийся сквозь листву, отливал зеленым. Гизела все думала о том, не совершила ли она ошибку. Она оглянулась. В стенах Руана она чувствовала, что ей угрожают убийцы, но тут принцесса была бы рада увидеть что-то, созданное человеком. Однако вокруг были лишь ветви, мох и лишайник. Ничто не могло согреть ее, накормить, подарить покой.
Да еще и эта девушка, за которую Гизела все время держалась. Теперь принцесса не считала ее такой уж приятной. Собравшись с духом, Гизела внимательнее присмотрелась к своей спутнице. Еще в темнице лицо северянки показалось ей знакомым, теперь же принцесса убедилась: именно эта девушка с короткими курчавыми волосами остановила процессию по дороге в Сен-Клер-сюр-Эпт. Это она схватила Гизелу за руку и втолкнула ее в карету, когда начался бой.
Принцесса удивленно смотрела на странную девушку, пытаясь припомнить, бывают ли вообще женщины с такими короткими волосами, Ей в голову пришла история об одной святой, которая родилась в богатой семье, но искала милости Божьей И потому пошла в монастырь, отказавшись от мирских благ: отдухов и украшений, от подбитых мехом накидок и вуалей, украшенных жемчугом. Эта святая обрила себе голову в знак того, что красота земная преходяща и увядает быстрее, чем цветы луговые.
Но эта девушка не была монахиней и уж точно не была святой. Она победила двух мужчин – стражника, у которого изо рта воняло так, словно он всю жизнь питался только гнилой рыбой и прокисшим вином, и Таурина, того самого мужчину, который должен был убить ее, Гизелу.
Или скорее Эгидию. Или все же Гизелу? Разве он стал бы смотреть на нее с такой зловещей ухмылкой, если бы не выведал ее тайну?
Может быть, и эта девушка знает, кто она такая? Сейчас северянка, судя по выражению ее лица, о чем-то напряженно думала. «Наверное, она собирается бросить меня здесь, в лесу», – подумала Гизела. Принцесса подалась к своей спасительнице и схватила ее за руку. Кожа северянки была грубой, точно кора дерева.
– Прошу тебя, помоги мне! – пролепетала Гизела.
Черноволосая девушка вырвала руку и уселась на поросший мхом камень. Принцесса последовала ее примеру, лихорадочно размышляя, что же ей теперь делать.
– Прошу тебя, помоги мне! – жалобно повторила она.
Очевидно, северянка не говорила на языке франков, но кое-что было понятно и без слов: Гизела устала, проголодалась и замерзла. Черноволосая девушка сняла висевший у нее на шее кожаный мешок (под ним был амулет с каким-то странным символом) и достала оттуда что-то, похожее на камешек. Вначале северянка протянула камешек Гизеле, но та испуганно отпрянула. Тогда девушка невозмутимо отправила этот странный предмет себе в рот, прожевала и проглотила, а потом протянула Гизеле еще один. Помедлив, принцесса удивленно посмотрела на непонятную еду. Эти коричневатые сморщенные «камешки» пахли плесенью. Северянка вытащила из сумки «камешек» побольше и принялась разминать его в руках. Гизела последовала ее примеру. Бесформенная масса стала мягче, она уже не была серовато-коричневой, как раньше, а порозовела. Наверное, это было мясо – сырое засушенное мясо. Гизелу затошнило, когда она поднесла его ко рту. Но голод оказался сильнее. Девушка проглотила мясо не жуя, и оно комочком застряло у нее в горле. Гизеле показалось, что она сейчас задохнется. В какой-то мере она даже надеялась на смерть. Если она умрет, ей не придется голодать, мерзнуть, есть сырое мясо, а главное, спасаться бегством от Таурина. Но девушка лишь закашлялась – и, к ее изумлению, мясо прошло глубже в пищевод. Да, она проглотила этот кусочек и осталась жива, хотя сейчас ей казалось, что в животе у нее лежит целый валун.
«Если я не умру от куска сырого мяса, от чего же тогда? – подумала Гизела. – Может быть, Таурин уже напал на наш след?»
Что, если в этом лесу спрятались разбойники? Гизела слышала много жутких историй – и о лесных разбойниках, и о злых духах, вершащих в густых чащах свои темные дела и ввергающих богобоязненных монахов в ересь. Но если здесь были монахи, то должен быть и монастырь, куда она сможет сбежать и провести жизнь так, как хотелось бы ее матери – в молитвах, а не в грехе с Роллоном.
Погрузившись в размышления, Гизела не заметила, что северянка внимательно на нее смотрит. В ее взгляде вновь сквозило презрение, но не было былой жестокости.
– Гизела?
Принцесса подняла голову. Может, стоит все отрицать? Но было поздно – девушка ее узнала.
– Да, – воскликнула она, – да, я Гизела! Я дочь короля, и мне нужно непременно вернуться в Лан!
Она запнулась. Северянка медленно произнесла что-то в ответ. Она повторила фразу несколько раз, и в конце концов Гизела разобрала слово «Руна». Она пожала плечами, показывая, что не понимает норманнский язык, но тут черноволосая девушка указала сперва на нее, сказав «Гизела», а потом на себя, настойчиво повторяя «Руна». Так принцесса узнала ее имя.
Руна взяла веточку и что-то нацарапала на земле. В Гизеле вспыхнула надежда на то, что, хоть она и не понимает слов, которые произносит эта девушка, возможно, она сумеет прочитать знакомые письмена. Но Руна не писала на земле буквы. Она нарисовала что-то непонятное. Гизела обошла рисунок со всех сторон, пытаясь догадаться, что же это такое. Изображение немного напоминало корабль.
– Что… ты хочешь мне этим сказать? – пробормотала она. Какое-то время девушки беспомощно смотрели друг на друга. Затем Руна отбросила ветку, схватила спутницу за руку, да так крепко, что у той кости затрещали, и потащила дальше. Гизела не поняла, что пыталась сообщить ей Руна, рисуя корабль. Но не нужно было слов, чтобы пробудить в ней страх перед тем, что Таурин может преследовать их и потому им нельзя здесь задерживаться.
В глубине леса, в этом мире по ту сторону привычного бытия, время, казалось, шло иначе. Оно размывалось в зеленоватых отблесках света, и уже через пару шагов Гизеле подумалось, что она никогда больше не выберется из этого лабиринта. От таких мыслей ее страх неуклонно рос, но в то же время росла и надежда на то, что Таурин не найдет их. К тому же пока девушки двигались, им был не страшен холод.
Руна полагалась не на слепую веру, а на осторожность. Она шла впереди, постоянно останавливаясь, чтобы прислушаться. В такие моменты Гизела задерживала дыхание и тоже напряженно вслушивалась. До нее доносились скрип веток, шуршание, вой – может быть, ветра, а может быть, и животных. Или это разговаривали ее враги?