Дочь викинга
Шрифт:
Все вокруг казалось опасным, все вселяло в душу страх, но каждый раз Руна заставляла Гизелу идти дальше. Они прошли поддеревьями, сбрасывавшими на них желтую листву, потом добрались до соснового бора. Иголки кололи им ноги, свет потускнел – тут лес был гуще.
Через какое-то время день сменился вечером. На землю медленно спускалась ночь. День, оставшийся в прошлом, показался Гизеле коротким, как одно мгновение, и долгим, как вечность. Когда на землю опустились сумерки, так что едва можно было разглядеть тропку под ногами, Руна опять остановилась,
Гизела могла бы просидеть так до самого утра, но в какой-то момент Руна вдруг вскочила на ноги. Принцесса, испугавшись, хотела последовать за ней, но северянка жестом велела ей остаться.
Гизела коснулась лбом колен. Ее усталость была сильнее страха перед тем, что Руна не вернется. Почему-то принцесса была уверена, что северянка ее не подведет. Наверное, она хочет позаботиться о том, чтобы они больше не страдали от холода и голода.
И правда, вскоре Руна вернулась с пойманным зайцем и развела костер. Вначале она собрала дрова, листву и сосновые иголки, потом принялась бить одним камнем о другой, пока не полетели искры.
Немного погодя послышался уютный треск горящих веток. Гизела, придвинувшись к пламени, с отвращением наблюдала за тем, как Руна свежует зайца. Из всех звуков леса похрустывание сдираемой кожи было самым мерзким и пугающим. Северянка взяла ветку и заточила ее ножом, а потом насадила на нее уже подготовленную тушку. Гизела отвернулась – клинок пугал ее еще больше, чем эта неаппетитная процедура. А потом все закончилось, и Руна принялась жарить зайца на костре. Гизела была уверена в том, что не сможет съесть ни кусочка. Сырое мясо все еще камнем лежало у нее в желудке. Но когда окровавленное тельце начало постепенно подрумяниваться и от костра повеяло сладковатыми ароматами, у девушки потекли слюнки. Руна оторвала от тушки кусок, и Гизела жадно сунула его в рот. Она обожгла язык, в желудке неприятно засосало, но ее голод не ведал границ.
Наевшись, принцесса опустилась на мягкий мох. Ее сильно затошнило, но она уснула, даже не успев додумать мысль о том, что она наверняка не сможет спать в лесу.
Когда Гизела проснулась, полянку заливал слабый свет – то ли луны, то ли утреннего солнышка. Во рту чувствовался мерзкий привкус, в животе урчала полупереваренная зайчатина. Девушка зажала рот рукой, едва сдерживая рвоту, и вспомнила сон, от которого проснулась. В этом сне она видела рисунок, нацарапанный Руной на земле. Кораблик. И вдруг Гизела поняла, почему ее спутница это нарисовала.
Приподнявшись, девушка оглянулась. Руна уже не спала. Она зашивала порванную одежду, сделав иголку из заячьей косточки.
Гизела подобралась ближе к ней. Огонь в костре уже догорел, от пламени остались только угли, а вот от Руны исходило тепло. Принцесса, дрожа от холода, прижалась к девушке. Та не отпрянула, только удивленно подняла голову и протянула Гизеле иголку, предлагая и ей починить платье.
Гизела взяла иголку, но вместо того, чтобы зашивать разорванную ветками ткань, нацарапала на земле тот же рисунок, что и Руна. Корабль. Северянка молча наблюдала за ней.
– Ты приплыла сюда на корабле, да? – спросила Гизела.
Руна все еще молчала, но когда принцесса несколько раз указала на корабль, девушка кивнула, а потом нарисовала еще один корабль, только на этот раз парус раздувался в другую сторону.
– И ты хочешь вернуться, – поняла Гизела.
– Норвегия, – сказала Руна. – Норвегия.
Это имя? Имя женщины, с которой Руна приехала сюда? Или название страны?
Руна указала на корабль, потом на себя.
– Руна. Норвегия.
Принцесса закивала.
– Гизела. Лан.
Она нарисовала на земле много маленьких домиков – так Гизела хотела показать, что она родом из большого города.
Руна долго смотрела на этот рисунок, а потом на ее губах заиграла улыбка.
– Руна – Норвегия, – сказала она. – Гизела – Лан.
Гизеле стало жарко от волнения.
– Ты хочешь вернуться домой! – воскликнула она. – И я тоже! Если ты поможешь мне добраться до Лана, я позабочусь о том, чтобы тебя отвезли в Норвегию.
Руна задумчиво нахмурилась. С ее губ слетели слова, напоминающие говор франков.
– Село… Лан… Спросить.
Гизела чуть не расплакалась от радости. Руна не только знала несколько слов на ее языке, не только поняла, что ей нужно, но и придумала план. Действительно, чтобы добраться до Лана, нужно было узнать дорогу.
Мысль о встрече с незнакомыми крестьянами пугала Гизелу, но когда Руна встала, затоптала угли и потащила ее в лес, надежда в ее душе впервые превозмогла страх.
Они шли день, другой. Шли по еловым и сосновым иголкам, шли по листве и мху, обходили болота, перебирались через ручьи с прозрачной чистой водой, продирались сквозь густые чащи (деревья росли здесь так близко друг к другу, что их кроны смыкались, образуя темные своды), останавливались на полянках. Лес все тянулся и тянулся, ему не было ни конца ни краю. И им не встретилось ни души.
В сущности, Гизелу это только радовало, да и Руна уже не замирала через каждые два шага, чтобы прислушаться.
Принцесса привыкла к звукам леса, она больше не боялась того, что за ней следят злые духи. Если тут такие и водились, они явно решили не мучить дочь короля, а помочь ей.
А вот к голоду и холоду приспособиться было не так просто. Мясом зверей, которых ловила Руна, можно было набить желудок, но оно все время вызывало тошноту, не даря благостного чувства сытости. А костер наполнял воздух густым дымом, почти не согревая. К утру он всегда гас, и серый пепел, как и все вокруг, был покрыт инеем. Под этим холодным слоем деревья казались старыми, а весь лес – мертвым.