Дочь викинга

Крён Юлия

Тишину ничто не нарушало. Руна опустила меч. Дыхание Таурина успокоилось.

Они постояли какое-то время, а потом осторожно выглянули наружу, чтобы удостовериться в том, что выживших кроме них не осталось.

С лежанки донесся тихий стон. Подбежав к Гизеле, Руна увидела, что в принцессе еще теплится жизнь. Новый поток крови излился из ее тела. Гизела изогнулась, и Руна увидела, как что-то показалось из ее тела.

– Руна, помоги мне! – крикнула принцесса.

И Руна помогла.

На руках северянки еще

не высохла кровь убитых франков, но других рук у нее не было. Она схватилась за то, что торчало из тела Гизелы – неясно было, ножка это, голова или вторая рука – и осторожно потянула. Северянке не удалось рассчитать свои силы. Как она могла быть нежной, если только что убивала? Но может быть, именно поэтому в ее руках было столько мощи?

Гизела снова закричала, и ребенок наконец-то вышел из ее чрева. Это зрелище испугало Руну, и она отшатнулась, но затем заставила себя наклониться к малышу. Крошечное создание, перепачканное кровь, соединялось с телом Гизелы синеватой пуповиной, но это тело больше не могло питать его.

По рассказам бабушки Руна знала, что сейчас нужно делать. Преодолевая отвращение, девушка вздохнула, взяла нож и перерезала пуповину.

Малыш лежал неподвижно.

«Нет, – пронеслось в голове у Руны, – нельзя, чтобы сегодня умер кто-то еще! Только не сегодня!»

Что бабушка рассказывала ей о рождении ребенка? Дитя должно закричать. Его нужно поднять за ножки, чтобы оно сделало первый вдох.

Руна осторожно подняла крохотное существо – оно и вправду походило на человека, только очень маленького. И этот маленький человечек не шевелился.

– Живи! – крикнула Руна, тряся ребенка. – Слышишь?! Ты должен жить!

Это было бессмысленно. Ребенок был мертв; возможно, он умер еще в чреве Гизелы. Может быть, он был обречен на смерть с самого начала. На самом деле Руна никогда не думала, что принцесса сможет родить это дитя. И может, даже лучше, если ребенок Тира не выживет.

Но потом Руна почувствовала, как что-то в ней приняло решение в пользу жизни. Она, убившая столько человек, могла вернуть к жизни этого мертвого ребенка.

Ее подстегивала не ложная надежда, не вера в милость богов, не мольбы о пощаде, а сила, решимость, несгибаемость.

– Живи, живи же! – взмолилась она.

Ребенок все еще висел вниз головой и не шевелился. Руна осторожно уложила его, отерла ему лицо, а потом прижалась ртом к его губам, пытаясь вдохнуть в него жизнь.

Северянка не видела ничего вокруг. Существовали только она сама и это дитя, которому она была и матерью, и отцом.

Нет, Руна не хотела признавать, что проиграла. Она изо всех сил старалась вернуть эту кроху к жизни.

Подняв голову, она набрала побольше воздуха и вновь прижалась ко рту ребенка.

Наконец малыш дернулся, шевельнул ручками и ножками.

Отстранившись, северянка изумленно уставилась на него. Ребенок не кричал, но тихонько ворковал. Он был жив. И она была жива. Руна убивала в этот день, но и сохранила кому-то жизнь. Она воспротивилась смерти.

По обычаю, ребенка нужно было окропить водой и поднять его над головой, выражая таким образом благодарность могущественным силам природы, но Руна не последовала этой традиции. Она принесла природе уже достаточно жертв, и потому ей не нужно было ублажать эти силы. Они и так перешли на ее сторону. И на сторону ребенка.

Северянка взяла кроху на руки и прижала к себе. Только тогда она осознала, что они не одни на этом свете. Рядом с ней, закрыв глаза, стоял Таурин. Гизела же не отрываясь смотрела на свое дитя. В ее взгляде читалась усталость, но губы растянулись в улыбке.

– Сын… – пробормотала Руна.

Она не могла сказать: «Это твойсын». Конечно, это был сын Гизелы и Тира. Но в какой-то мере это дитя было сыном Руны и Таурина.

Принцесса слишком ослабела, чтобы взять ребенка на руки, и потому норманнка закутала малыша в кусок ткани и прижала его к себе. Нужно было принести чистой воды, но девушка не хотела оставлять ребенка одного и потому взяла его с собой.

Таурин последовал за Руной во двор и присел на пороге. Его глаза были открыты, но взгляд остекленел, словно франк пребывал сейчас в другом мире.

Северянка подошла к колодцу и замерла в нерешительности. Так и не набрав воды, она резко повернулась и пошла в лес.

Руна не выполнила ни одного ритуала, чтобы возблагодарить силы природы за это дитя. Теперь же в ней росло желание соблюсти обычай, а какое место подходит для этого лучше, чем поляна среди деревьев, пустивших корни в глубь земли?

Подняв голову, она посмотрела на кроны деревьев. Сочная зелень радовала взор после алых рек крови.

«Ребенку нужно дать имя», – подумала Руна.

На севере принято было называть своего отпрыска в честь предков – так ее назвали в честь Азрун и Рунольфра. Но для малыша эта традиция не годилась – Руна не хотела, чтобы ребенка постигла та же судьба, что и Гизелу, и Тира, и ее саму. Он не должен стать изгнанником, не должен жить вдали от родины и близких. Нет, ему не подойдет старое имя, нужно придумать новое.

Сквозь густую листву пробивался солнечный свет, в зарослях шелестел ветер.

– Может, назвать тебя именем волка? – прошептала она.

Нет, волчье имя малышу не подойдет. Нельзя, чтобы его называли в честь зверя, крадущегося по лесу. Лучше назвать его как птицу, ибо той суждено парить в небесах, расправив крылья.

– Да, пускай твоя жизнь пройдет в полете, как у орла. И пускай ты пустишь корни, как дерево, – пробормотала Руна, глядя на крохотный сверток.

Арвид. В этом имени звучали отголоски слов «орел» и «лес» на языке норманнов.