Доченька
Шрифт:
Пьер и Мари пришли в Прессиньяк около двух пополудни. Укрытые снегом дома, улицы и голые деревья казались призрачными.
В бистро папаши Марселя уже горел свет, и сквозь желтоватые стекла было видно, как к потолку поднимаются завитки табачного дыма.
В набитых соломой сабо, кутаясь в шали, женщины поджидали бакалейщика, стоя на порогах своих домов. Они родились в этих краях, поэтому не очень боялись холодов. Радуясь редкой возможности оторваться от хлопот по хозяйству, женщины перекликались друг с другом:
— Добрый день! Как дела?
— Все в порядке!
Мари
Наконец прозвенел звоночек Каиффы. Все радостно бросились навстречу. Мари с Пьером не слишком торопились домой, поэтому постояли в очереди, с удовольствием наблюдая за торговлей. Бакалейщик отвешивал требуемое, предлагал новые товары, соглашался сделать скидку, отпускал в кредит, и все это — с благодушным видом, хотя в душе проклинал недобросовестных плательщиков. Когда ушел последний покупатель, он тщательно закрыл свою передвижную лавочку и направился в бистро.
Наконец наступило Рождество. Мари любила праздник в честь рождения Спасителя, Иисуса Христа. В приюте монахини украшали часовню остролистом, а под алтарем Святой Девы сестра Гортензия ставила ясли и расставляла фигурки, которые сама вырезала из дерева и раскрасила. В аббатской церкви Святого Стефана, из года в год в одном и том же месте — в первом приделе, слева от хоров, — девочки устанавливали большие ясли и окружали их зелеными ветвями и атласными лентами.
За пару дней до Рождества состоятельные жительницы Брива приносили в приют старые игрушки и книги в подарок сиротам. Раздавали подарки обычно после ужина, устроенного в соседней с монастырской столовой комнате, рядом с кухней. Кроме книг девочки получали конфеты и другие сладости, пожертвованные приюту богатыми торговцами. Иногда дамы-благодетельницы устраивали с девочками веселые игры или читали им вслух сказки и увлекательные истории о приключениях. Воспитанницы приюта в знак благодарности разыгрывали короткие театральные пьески или пели. В такие моменты сироты, как и те дети, что росли в семьях, чувствовали, что их любят и о них заботятся.
Мари вспоминала приют и сладость маленьких карамельных иисусиков розового цвета, вкус медовых пряников и шоколадных конфет, яркий свет тонких восковых свечей в медных подсвечниках. Этого было мало и много одновременно…
Первое Рождество в Прессиньяке прошло совсем по-другому. С наступлением темноты Жак положил в очаг огромное дубовое полено.
— Это «рождественское полено», — пояснила Нанетт. — Оно будет гореть до завтра. Утром я соберу головешки, они защищают дом от грозы.
Трапеза была более обильной, чем обычно. Нанетт подала на стол пирог с мясом, белую фасоль, запеченные утиные ножки, тушеные каштаны на «подстилке» из картофеля. На десерт был сваренный на молоке с корицей рис.
Потом все привели себя в порядок и переоделись в праздничную одежду. Жак зажег фонарь и надел свою плотную накидку. У Нанетт было всего две шали, и одну она предложила Мари.
— Мы идем к полуночной мессе! Хорошенько набей сабо соломой и надень две пары чулок! — посоветовала она девочке.
Все
Нанетт взяла Мари за руку и стала рассказывать девочке о другом Рождестве. Тогда, десять лет назад, Пьер ехал в Прессиньяк у отца на закорках.
— Снег выпал такой глубокий, что мальчик проваливался по пояс! А на середине дороги Жак услышал волчий вой. Как же я перепугалась! Вот мы обрадовались, когда вошли в церковь! На обратном пути Пьер заснул у отца на спине, и Жаку пришлось идти, согнувшись вперед и придерживая его одной рукой. Я несла фонарь, стараясь держать его повыше. Когда мы дошли до Волчьего леса, я увидела, что среди деревьев что-то шевелится. Как я кричала! Волк это был или сам дьявол, не знаю — он удрал!
Мари сильнее прижалась к Нанетт. Скоро она увидела первые дома и церковную колокольню. Кюре зажег восковые свечи и фонари. У подножия алтаря Святой Девы стояли ясли, вокруг которых толпилась восхищенная детвора.
Все жители окрестных ферм, достаточно здоровые и молодые, чтобы не бояться холода и обледеневших дорог, собрались в церкви. Здесь же было и большинство жителей Прессиньяка. Мари с Пьером подошли к алтарю полюбоваться на ясли, ослика, бычка и Марию с Иосифом. Фигурки были такие же большие и красивые, как и те, что Мари видела в церкви Святого Стефана, но это Рождество отличалось от прежних, хотя девочка и не смогла поначалу определить, чем именно.
Потом верующие хором спели гимн «Родился Сын Божий».
Упоенная, Мари стояла между Пьером и Нанетт и, не думая ни о чем плохом, отдавалась пению. Ей казалось, что у нее наконец есть самое дорогое, что может быть у человека, — семья, которая ее любит и о ней заботится. Она теперь поняла, чем отличалось это Рождество от праздников прошлых лет.
Во время службы она почувствовала на себе чей-то взгляд и сразу поняла, кто на нее смотрит. Жан Кюзенак… Мари не хотелось в эту праздничную ночь впускать в сердце тревогу. В течение нескольких секунд она выдерживала настойчивый взгляд его грустных глаз. И вдруг, не заботясь о том, что подумают нарядная мадам Кюзенак, сидевшая рядом с супругом, и их племянник Макарий, который приехал на праздничную мессу со своими родителями, Мари радостно улыбнулась муссюру.
Жан Кюзенак вздрогнул и закрыл глаза, словно эта улыбка ослепила его. Прихожане снова запели…
На следующее утро Пьер и Мари, которые, подчиняясь веселому приказу Нанетт, поставили по возвращении с мессы свои сабо перед очагом, нашли в башмаках по апельсину и горсточке шоколадных конфет.
Разумеется, они были слишком большие, чтобы верить, будто подарок им принес маленький Иисус, но все равно очень обрадовались.
Мари церемонно попробовала свой фрукт и сделала вид, что никогда такого не ела. Это была неправда, потому что благодаря щедрости состоятельных дарителей многие рождественские праздники в Обазине имели экзотический аромат апельсинов.