Дочери Дагестана
Шрифт:
– Запомни, если стучится враг в нашу дверь, следует принять. Может, сердце его смягчится, и уйдет он от нас не врагом, а другом.
Саида Саидовна заверяла, что совет матери она неустанно повторяла и своим детям.
…Рукижат стояла рядом с Габиевым, пока их дороги по какой-то причине не разошлись. За кулисы их отношений заглядывать мне дано не было.
Рукижат Габиевой не стало в 1971 году, ей был 81 год.
Платок из сундука
Рамазан Рамазанов в Буйнакске известен как фронтовик и как парикмахер экстра-класса.
6 октября 1989 года я пришел к нему не стричься, а записать историю-другую, которыми он время от времени меня угощает.
– У моего двоюродного дедушки, Рамазана Кадиева из Кая, – начал свой рассказ брадобрей, – в Чиркее, Ахтах и в родном селе имелись галантерейный и промтоварный магазины, которые в революцию отобрали. Каким-то чудом в сундуке моей мамы, Шуанат, сохранился платок с изображением императрицы Екатерины II в окружении ангелов.
После землетрясения в мае 1970 года, как Вы помните, горьковчане в нашем городе строили дома по своим проектам и со своим материалом, начиная с гвоздей и шурупов и кончая кирпичом и железобетонными плитами. Каким-то образом их руководитель Руденко узнал о платке, пришел ко мне в сопровождении представителя обкома КПСС. Просит уступить платок с тем, чтобы передать в музей г. Горького.
Кое-кто из знакомых мне стал советовать: «Заломи цену». Как можно, говорю, они помогают нам в горе, а тут «заломи цену». Отдал бесплатно, а горьковчанин уверял меня, что подарок Рамазана будет ценнейшим экспонатом – хотя бы потому, что на нем вышиты дорогие слова: «Нижний Новгород».
Это вступление к главному рассказу, – объявил мне Рамазан Рамазанович.
У него всегда так бывает, начинает издалека, а вторая или третья половина его разговора может не иметь никакой связи с началом. Но на этот раз Рамазанов изменил своему правилу. Он рассказал о том, кому принадлежал платок, который оказался в сундуке его мамы.
– Теперь о моей бабушке Сакинат Умаровой, прожившей 145 лет, – продолжал он. – Откуда я знаю, что она прожила без малого полтора века? В одной арабской книге, хранящейся в нашей семье, на одной из страниц написан ее тарих – год рождения. А умерла Сакинат, дай Аллах ей на том свете спокойствия, в день кончины Сталина – 5 марта 1953 года.
Какой переполох произошел, вы даже себе представить не можете. В ауле, оказывается, думали, что моей бабушки давно нет в живых, а тут, на тебе, объявляется. В день великой скорби умирает самая обыкновенная горянка. Надо же!
А получилось так вот почему. До 115 лет Сакикат была вполне здорова. Ходила на родник, затевала беседу, ну, в общем, была у людей на виду. Но пришел день, когда она не стала показываться на улице. И люди просто забыли о ее существовании. Уже поздним числом председатель сельсовета ругал дочь Сакинат Шуанат, почему она не говорила, что ее мама, может, самый старый на земле человек, мол, помогли бы чем могли. Может, попала бы в Книгу рекордов Гиннесса. Это, конечно, были хабары. Когда я мыкался на фронте, моей семье, в том числе и бабушке, никто пальцем не шевельнул, чтобы помочь.
Теперь – какая была в жизни Сакинат Умарова? Скажу я вам, очень веселая, жизнерадостная, донельзя добрая. Характер золотой.
Зубы мелкие, все до единого сохранились, аппетит, как говорил наш фронтовой старшина, был тройной. Танцевала она на всех свадьбах, пела и наравне с мужиками пила бузу из балхарского кувшина.
Почему я сказал, что у нее характер был золотой? Вот почему. Она не унывала даже тогда, когда отобрали все имущество, на пяти-шести возах отвезли в Кумух и на базаре, как на аукционе, распродали наши богатства. «Бог с ними, с вещами, – говорила она нам, – радуйтесь, что нас самих не забрали».
Бабушка Сакинат имела рост почти в 2 метра. В молодости была плотного телосложения, а к старости похудела.
Внучка Хаджи-Мурата
В судьбе Уммухайир (Умы Муратовны) Хаджи-Мурат, как в фокусе, сошлись далекое прошлое и сегодняшнее Дагестана. Сами посудите. Ее дед, наиб Шамиля Хаджи-Мурат, погиб в 1852 году, более 150 лет назад. А внучка героя Л. Н. Толстого была моя современница!
Когда в Хунзахе художник Е. Е. Лансере писал иллюстрации к повести Толстого, он обращался к прошлому. А прошлое тухума Хаджи-Мурат было многотрудное. Но, рисуя портрет маленькой девочки из дагестанского аула, художник наверное, верил, что ее жизнь сложится по-иному, лучше.
Перед Первой мировой войной Уммухайир, а было ей тогда семь лет, повезли в Петербург, чтобы устроить в Смольный институт благородных девиц. Тут возникает много «но». Кроме знания русского языка, надо было знать еще один иностранный язык. Кроме того, иметь приличные манеры. А наша героиня знала только аварский язык и имела отличные данные, чтобы бегать по длинным коридорам Смольного института, а о манерах – и не говорите!
Уммухайир. Рисунок Е. Е. Лансере
Вы спросите: как же могли ее беготню в течение двух месяцев терпеть? Думаю, по двум причинам.
Подслушаем разговоры, какие велись в институте благородных девиц:
– Ах, неужели это внучка того самого Хаджи-Мурата?
– Да-да! Она протеже академика Лансере.
– Тогда понятно!
Девочка оказалась хрупкой для петербургского климата, медики рекомендовали вернуть ее на Кавказ, в крайнем случае в среднюю полосу России. «Когда физически окрепнет, выучится русскому языку, тогда добро пожаловать!» – сказали на прощание тем, кто привез Уммухайир.
Как раз в это время дядя девочки М.-М. Хизроев окончил институт, получил назначение в Саратовскую губернию.
Поблагодарив художника Лансере, он увез с собою племянницу. Побывали они в Аркадаке, Красном Куте и других местах, где Хизроев построил 7 элеваторов. Тем временем девочка училась у гувернантки и русскому языку, и грамоте, и хорошим манерам.
Как-то заехал принимать очередной элеватор начальник Саратовских зернохранилищ Федор Христофорович Платонов. Он возмутился: «Зачем издеваетесь над девочкой? Отдайте нам ее в Саратов!»