Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы
Шрифт:
«Ты не одна, дитя моё, – сказала она, нежно разглаживая пальцами морщинки возле губ Лебедяны, а в глубине глаз дочери видя всё ту же маленькую девочку, какой та была много лет назад. – Я не могу быть для тебя Златоцветой, но я всегда готова сделать для тебя всё и защитить тебя. Я на твоей стороне и никогда тебя не оттолкну, что бы ни случилось. Поведай мне своё горе, облегчи тяжесть, которую ты несёшь в своём сердце. Я сделаю всё, чтобы тебе помочь, милая».
Лебедяна горько сдвинула брови и отвернулась, смахивая слезинки тыльной стороной пальцев.
«Помочь? Нет, здесь не поможешь… Уже ничего не исправить, государыня матушка. Прости меня, глупую, что побеспокоила тебя в неурочный час… Сейчас не время, есть более важные и неотложные заботы. Я удаляюсь».
Она
«Родная, я не позволю тебе удалиться, пока ты не расскажешь всё, что гнетёт тебя, – сказала она. – Ты пришла ко мне, начала разговор, а теперь идёшь на попятную? Нет, доченька, так не годится. Выкладывай всё до конца, коль уж заикнулась. Я и без того слишком много задолжала тебе, чтобы снова откладывать на потом. Дальше тянуть уже некуда – я по твоему лицу вижу».
«Я ни в чём не упрекаю тебя, государыня, ты ничего не должна мне. Не говори так… – Лебедяна отвела заплаканные глаза, глядя в сторону останков вещего меча. – Я уже знаю, что случилось… Тебе хочется сейчас побыть наедине со своим мечом, а я отвлекла тебя этими глупостями. Позволь мне исправить эту оплошность, немедленно оставив тебя в покое».
Взяв Лебедяну за подбородок, Лесияра заглянула ей в глаза.
«Не уходи от ответа. Посмотри на меня… Ну же, родная! – Княгиня сжала пальцы дочери со всей возможной нежностью и силой. – Не бойся мне открыться, что бы это ни было».
Лебедяна, тревожно затрепетав ресницами, кинула взгляд по сторонам, покрутила на пальце чудесное белогорское кольцо.
«Всех ушей не обмануть, государыня, всех глаз не отвести…»
Лесияра оделась, накинула плащ, молча взяла дочь за руку. Шаг в колышущееся пространство – и уже через несколько мгновений Лесияра разводила огонь в печи, чтобы обогреть лесной домик в Белых горах – тот самый, в который они с Жданой сбежали с помолвки Дарёны. Убедившись, что никто не притаился на полатях, печной лежанке или в погребе, она сказала:
«Здесь мы одни, можешь говорить смело».
Лебедяна долго собиралась с духом. Огонь уже жарко разгорелся и печь начала отдавать первое тепло, когда её губы, разгладившиеся и помолодевшие под пальцами Лесияры, разомкнулись.
«Ты видела Злату, государыня… Тебе ничего не показалось необычным?» – начала она.
Лесияре сразу вспомнились слова Искрена: «У меня с княгинею глаза светлые, а у ней, вишь, тёмные… Откуда, спрашивается?» Да и собственные ощущения в присутствии девочки удивляли её. Княгиня была готова поклясться, что Лаладиной силы малышка получила почти столько же, сколько и Лебедяна, а такого не могло быть. Если только…
«Искрен не отец ей, – сказала Лебедяна. – Я изменила мужу, государыня».
Она стояла у стола, вызывающе прямая и напряжённая, как натянутая тетива, со сведёнными бровями и дрожащими губами. Казалось, тронь её хоть рукой, хоть словом – и не выдержит, рассыплется на хрустальные осколки слёз…
«Прости, государыня… Я знаю о той девушке, с которой ты встречалась в снах, – прошептала она, вгоняя княгиню в леденящее оцепенение. – Я тайком от тебя выпытала тогда у матушки Златоцветы правду».
«Так вот почему ты отдалилась! Ты… осуждала меня?» – дрогнувшим голосом спросила Лесияра.
Лебедяна горько усмехнулась.
«Осуждала… пока сама не наступила на те же грабли. Я думала, Искрен – мой суженый, мы прожили с ним в согласии много лет, родили сыновей… Ты знаешь, я всегда любила только белогорские украшения, а иных не признавала. И вот однажды к нам пришла женщина-кошка по имени Искра – золотых дел мастерица. Очень смелая, очень… красивая. – При этих словах на губах Лебедяны стыдливым солнечным зайчиком заиграла улыбка, озарив светом молодости всё её лицо. – Она хотела быть моей личной поставщицей украшений – не больше и не меньше. Она была так уверена в том, что её изделия превосходны и достойны княгинь, что явилась на приём прямиком к самому Искрену и предложила свой товар. Князь удивился такой напористости, но её украшения и в самом деле восхитили его. А когда и я увидела их, я поняла, что с этого дня не хочу носить никаких
«Мы не неволили тебя, доченька, – вырвалось у Лесияры, слушавшей рассказ Лебедяны с нарастающим чувством давящей печали. – Мы никогда не отдали бы тебя замуж вопреки твоим чувствам».
«Нет, принуждения с вашей стороны не было, не ищи своей вины, – быстро сказала Лебедяна. – Незадолго до сватовства князя мне был сон… Переливающиеся на воде искры солнечного света. Целый венок искр. Сон повторялся, и я подумала – вот оно. Это долгожданный знак. Искры – Искрен! Князь пришёлся мне по нраву, и я решила, что он и есть моя судьба, что всё правильно… А свадьба, как ты помнишь, игралась во владениях Искрена, и обряд сошествия света Лалады не проводился из-за того, что жрицы наши мужчин не допускают к святилищам. Потому и нельзя было ничего проверить».
Сосновые дрова трещали, распространяя смолистый дух, отблеск огня зажигал золотые звёздочки в неподвижно-задумчивых глазах Лебедяны. Сев на лавку у стола, она теребила край рукава с рассеянно-грустноватой улыбкой. Лесияра присела рядом и осторожно завладела её рукой, ласковым пожатием пальцев мягко побуждая продолжать рассказ.
«Это ожерелье с лалами… Как только я его надела, все мои чувства вырвались наружу, как будто во мне сломалась какая-то преграда, стоявшая всю жизнь, – снова заговорила Лебедяна всё с той же созерцательной неподвижностью взгляда, словно любовавшегося упомянутым украшением. – Всю жизнь – до того мига, когда это совершенство, вышедшее из-под искусных рук Искры, прикоснулось ко мне. Знаешь, я даже думала, что это – наваждение, чары, волшба… Что Искра околдовала меня, внушив эту страсть. Сейчас я не ношу никаких украшений, сделанных ею, но это наваждение не проходит».
«Внушить любовь волшбой нельзя, моя милая, – тихо сказала Лесияра, пользуясь кратким молчанием, полным уютного треска пламени. – А вот освободить её, глубоко запрятанную в душе, можно».
«Как птицу из клетки, – улыбнулась Лебедяна. – Золотой клетки, в которой ей было и хорошо, и спокойно… на волю. Но воля полна тревог, метаний и страданий. Привычный покой нарушен, напиток любви оказался горек… Но я не жалею, что испила его. Жаль только, что вместе нам уже не быть. Князь – отец своего народа, он подаёт пример своим людям во всём… И в семейной жизни тоже. Я не могу уйти, не могу так подвести его. Не могу ставить свои чувства и желания выше благополучия нашей земли. Я – лишь малая капля, но и капля способна переполнить чашу, и всё, что прежде находилось в равновесии, выплёскивается через край. Я сделала выбор… Искра была с ним не согласна. Она ушла… Пришлось выдумывать предлог для расторжения договора, как будто мне больше не нравятся её украшения. Но самый главный её дар остался со мной… Ты видела его и держала на своих коленях. Злата родилась светловолосой, как я и как мой муж, но тёмные глаза у неё – от Искры. Только сейчас я понимаю, что неверно истолковала тот сон. Искры – Искра, а не Искрен. Ошибка, которую уже не исправить. Наверно, мною владело отчаяние… Я израсходовала себя на лечение князя: оба раза он должен был умереть, и я спасла его от смерти. Старший сын тоже был на волосок от гибели. Но я уже не жалела себя… Быть может, я хотела себя наказать за эту ошибку. Белогорских украшений я более не носила, слишком уж невыносимо они напоминали об Искре, а сила Лалады, которою она подпитала меня, закончилась. К чему это привело, ты видишь на моём лице».