Дочери Лалады. Повести о прошлом, настоящем и будущем
Шрифт:
Впрочем, пока новоиспечённому брату самому требовалась поддержка. Посовещавшись с Сёстрами, Огнеслава дала ответ:
– Белые горы не покинут в беде своего соседа. Пять сотен кошек-воинов завтра же будут направлены в Солнечные горы вам на подмогу. Поверьте, эти пять сотен стоят пятитысячного людского войска. Но если потребуется, мы увеличим численность наших отрядов.
– Живи тысячу лет, великая княгиня! – радостно вскричали послы.
Не пять, а восемь сотен кошек-воительниц были посланы в Солнечные горы, а усталые послы, проделавшие долгий и опасный путь, ещё семь дней наслаждались белогорским гостеприимством, ни в чём не уступавшим
Но мало принять иноземных послов с почестями и накормить их обещаниями, гораздо важнее оказать ту помощь, ради которой они прибыли. Слово Огнеславы не разошлось с делом, и восемь сотен кошек вскоре распределились между войсками солнечногорских князей. Казалось бы, что такое восемьсот воинов? Не так уж много, но воин воину рознь. Одна обученная кошка-ратница с белогорским оружием стоила дюжины человек, а позднее их количество в Солнечных горах возросло до пяти тысяч: туркулы давили числом, брали яростным напором, и требовались немалые усилия, чтобы отбросить их назад.
Дружба Миромари с Нугруром и Звиямбой началась со стычки. Эти молодые метебийцы знали о белогорских жительницах лишь по путаным и приукрашенным небылицами рассказам купцов, но никогда не видели их воочию. В сочетании слов «женщина-кошка» определяющим для них было первое.
– Ты замужем, женщина? – усмехнулись два приятеля-земляка, разглядывая синеглазую кошку. – И как твой муж отпустил тебя на войну? Или у вас воюют жёны, а мужья за домом следят и детей нянчат?
– В нашем народе нет мужчин, – спокойно удовлетворила кошка насмешливое любопытство горцев.
– Как это так? – удивились те. – А как же у вас на свет детишки появляются? Хотя купцы сказывали, что вы их с деревьев срываете... Или нет, нет, погоди, не с деревьев! – Звиямба смешливо толкнул друга плечом, как бы ища поддержки, и прыснул себе в ладонь. – Они на грядках растут, как чеснок!
– Купцы ваши малость привирают, – хмыкнула белогорская жительница. – Наши дети не растут на деревьях. И на грядках – тоже.
И она рассказала, как обстояли дела в её племени с деторождением. Чужие языки женщины-кошки усваивали быстро; если у навиев переводчиками служили паучки в ухе, то белогорянки обходились без таких ухищрений. Изъяснялась кошка уже сносно – с несколько ломаным произношением, но достаточно внятно, чтобы её правильно понимали.
Приятели, выслушав её и подивившись рассказу, начали отпускать шуточки. Похоже, они не верили своим ушам и смотрели на кошку как на чудо-юдо заморское.
– Ну, зачинать детей – это ещё ладно... Эту твою способность мы вряд ли сможем проверить прямо сейчас. А вот умеешь ли ты сражаться? Может, и тут купцы врут, а?..
– Ну, давайте проверим, коли вам так не терпится, – ухмыльнулась кошка, вынимая белогорский клинок из ножен.
– Хм, – с усмешечкой покривился Нугрур, окидывая воительницу пренебрежительным взглядом. – Кто ж так оружие держит? Нет, женщина-воин – это такая же чушь, как сладкая соль или горячий снег!
– А горячего пинка под зад ты не хочешь, балабол? – прорычала белогорянка, задетая за живое. Уж в чём в чём, а в неумении держать меч никто не смел
Клинки напряжённо зазвенели, ударившись друг о друга. Кошка отбивалась сразу от обоих горцев, вертясь волчком и ловко уклоняясь – только трава колыхалась, сминаемая быстрыми ногами. Запел, засиял на солнце белогорский меч, волшба оружейная в нём заиграла, и во время очередного нападения Нугрур вдруг вскрикнул и выронил своё оружие.
– Моя рука! – застонал он, припав на колено. – Ты сломала её, кошка! Как я теперь воевать буду?!
– Ничего с твоей рукой не случилось, целёхонька она, – ответила та невозмутимо. – Просто прыти у тебя поубавилось, вот и всё. Клинок белогорский тебя уму-разуму учит, спесь с тебя сбивает.
Звиямба от удивления допустил ошибку, чем кошка и воспользовалась, повалив его наземь и приставив острие меча к его горлу.
– Всё, дружок, ты побеждён, – беззлобно усмехнулась она.
Светом Лалады она сняла Нугруру боль в руке, и воин посмотрел на неё уже по-иному – с изумлением и проблеском уважения в непроглядно-тёмных глазах. Хорош собой был этот горец: брови соболями, нос точёный, с горбинкой, а во взоре – сдержанные горячие молнии.
– У тебя сестры случайно нет? – спросила кошка просто так, полушутливо, полусерьёзно.
А тот вдруг насторожился, нахмурился, даже побледнел.
– Зачем ты спрашиваешь?
– Да так... – Белогорская воительница помогла Нугруру подняться, с удивлением и любопытством наблюдая эту внезапную перемену в его настроении, это острое смущение, вдруг охватившее его. – Просто подумалось, что ежели б у тебя была сестрица, то была бы она весьма пригожа собою.
– Про сестру мою и думать не смей, не для всякого встречного она была рождена! – вспылил Нугрур, грозно сверкая молниями в очах.
Похоже, кошка попала ему в чувствительное местечко.
– Хм, ясно всё с тобой, ревнивый братец, – прищурила она холодные сапфиры глаз, но соблазнительные думы о темноокой деве заронились малым семечком ей в сердце...
Она уже успела заметить и оценить роскошную южную красоту метебийских девушек – терпкую, хмельную и бархатную, как тёплая солнечногорская ночь. Как цветы по весне, сияли в каждом дворе две-три пары томных девичьих очей в пушистом обрамлении длинных ресниц. Правда, от чужаков они прятались: девушек с детства приучали к скромности. Но какие рамки воспитания способны удержать юное сердце, жаждущее влюбиться?.. Однако не всем прекрасным дочерям Солнечных гор доводилось выходить замуж по любви. Частенько женихов им подыскивали родители. Ну, а если уж два любящих сердца таки встречались, никто не осуждал решительных действий, на которые зачастую шли влюблённые, покуда мать с отцом не нашли им пару по собственному усмотрению. Девушка могла убежать с понравившимся парнем, или жених крал невесту. Если вскоре после побега или умыкания между ними случалась близость, пара считалась мужем и женой без лишних разговоров.
Миринэ была светом очей Нугрура. Если бы и существовал на свете другой такой старший брат, сделавший младшую сестру главным и единственным сокровищем своей души, то и он не сравнился бы с Нугруром. Он ревностно берёг её с детских лет, одержимым волком бросался на любого, кто осмеливался устремить на Миринэ вожделеющий взгляд.
– Ты как собака на сене, – с усмешкой говорила ему кошка при этих рассказах. – Ты всех её женихов распугать хочешь? Гляди, останется твоя сестрица в девках с таким братцем-охранником!..