Дочери Лалады. Повести о прошлом, настоящем и будущем
Шрифт:
– Попроси у мужа развод – небось, отпустит, ежели и впрямь добр и любит тебя, – сказала Искра. – Когда любишь истинно, счастья для любимого желаешь...
– Не знаю, Искорка, не знаю, – содрогнулась Лебедяна – то ли от свежего горного ветра, то ли от тревоги за свою судьбу. – Боюсь, так великодушно любить Искрен не умеет.
– Нешто жена его собственность? – нахмурилась Искра. – Чай, не купил он тебя. А ежели подарками попрекать станет – так отдай ему всё. Хоть голой-босой уходи – я тебя, как княгиню, одену. Не роскошествую я, мне одной много не надо, но для тебя ничего не пожалею. Нужды и отказа ни в чём знать не будешь.
–
Посветлел восточный край неба, вершины гор озарились бледным светом, а они всё говорили. Лебедяна уж с ног валилась от усталости, ночь напролёт не спав, но и от Искры оторваться сил не было. Казалось, приросла она к ней душой и сердцем: попробуешь отнять – кровь хлынет...
– Уморилась ты, лебёдушка моя белокрылая, – с грустной лаской молвила Искра. – Спать-почивать пора тебе...
– Вставать уж скоро, – простонала Лебедяна, склоняясь на её плечо. Тело ломило от дремотной истомы, хотелось сжаться в комочек и спать, спать целую вечность...
Провалившись в сон, она уже не почувствовала, как Искра закутала её в свой кафтан, шагнула в проход и перенесла в её покои. Поутру князь так и не узнал, что его супруга всю ночь где-то пропадала.
Лебедяна не выдержала месяц до готовности заказа. Тоска по Искре звала её в Белые горы, и однажды ночью, когда все спали во дворце, она перенеслась в свой родной край – а вернее, к Искре. Кольцо открыло ей проход к домику в горах. В окнах света не было: видно, Искра уже давно отдыхала. Княгиня присела около мерцающего росой цветника, вдохнула чистый, тонкий запах, коснулась влажных чашечек рукой. Совестно было тревожить усталую после рабочего дня мастерицу, но желание увидеть её жгло сердце сильнее, и Лебедяна толкнула незапертую дверь.
В потёмках она тут же зацепила метлу, стоявшую у стены, и та со стуком упала. Лебедяна обмерла, зажав себе рот. Сердце рвалось из груди. В сумраке белела печь, на столе стояли миска и кружка, оставшиеся, по-видимому, с ужина. Лебедяна на цыпочках двинулась наверх по ступенькам, скользя пальцами по резным перилам. Едва она достигла тяжёлой деревянной двери, которая вела, судя по всему, в опочивальню, сзади её схватили и крепко стиснули сильные руки.
От неожиданности княгиня вскрикнула и забилась в прочных, как стальные обручи, объятиях, но родной голос со смешком промурлыкал:
– Не бойся, лебёдушка моя... Это я. Что ж ты, как тать, в дом пробираешься?.. Сердце моё ты и так украла – что ж тут ещё брать?
Ледяные иголочки испуга растаяли, и Лебедяна, обмякнув, прильнула к Искре, на ощупь ища её губы. Те мягко накрыли её уста, и в темноте раздался звук поцелуя, потом ещё одного. Искра щекотала княгиню жарким дыханием, шепча:
– Лада моя... Солнышко ясное...
– Истосковалась я по тебе, – всхлипнула Лебедяна от нахлынувшего сладко-солоноватого счастья, обвивая объятиями шею женщины-кошки. – Не утерпела, не дождалась срока...
– Да уж вижу, – ласково промурчала та, подхватывая княгиню на руки.
На столе мерцала масляная плошка, разгоняя мрак и озаряя лицо Искры, губы Лебедяны окунались в отвар горных трав, сдобренный мёдом. Потягивая его маленькими глоточками, она с пронзительным наслаждением любовалась дорогим сердцу лицом. Тёмные глубокие очи, бархатные брови, а в глубине зрачков – золотистые искорки.
– Я слышу – стукнуло что-то, – с усмешкой
Их руки встретились на столе: Искра накрыла холеные, тонкие пальцы Лебедяны своей шершавой рабочей ладонью. Хмельной жар заструился по жилам, княгине вдруг стало душно, и она втянула воздух всей грудью. Взор Искры в ответ засверкал, ноздри дрогнули, словно чуя всё невысказанное.
– Что, моя ладушка? Что с тобою?
Лебедяна и рада бы сказать, но язык будто отнялся, охваченный сладостно-жгучей немотой. Искра, пересев к ней, нежно заключила её в объятия и довершила дело проникновенным поцелуем. Оборвались цепи, что сковывали и держали Лебедяну, смолкли совесть и голос долга, в ней звучала победная песнь любви. Она была готова на всё.
– Я твоя, – с трепетом прошептала она в губы Искры. – Возьми меня без остатка... Ласкай, целуй! Душой я уже принадлежу тебе, хочу принадлежать и телом...
– Как же ты пахнешь сладко... Желанная моя. – Бархатная глубина очей женщины-кошки окутывала княгиню теплом летней ночи; Искра щекотно, по-звериному обнюхивала её шею, уши, губы, грудь. – Но не будешь ли ты жалеть об этом, лада?
– Не хочу об этом думать! – Лебедяна запрокинула голову, подставляя шею поцелуям. – Будь что будет...
Сильные горячие руки Искры опустили её на набитый духмяными травами тюфяк, и по её телу бабочками полетели поцелуи – сперва лёгкие, как дуновение ветра, а потом влажные и жадные. Княгиня во тьме ласкала ладонями нагое тело Искры, изучала её твёрдые плечи, длинную шею и гибкую по-кошачьи спину, а когда пятернями обхватила ягодицы, та тихонько засмеялась и в ответ защекотала ртом её грудь. Эти ласки распаляли, и тело откликалось, горело и изнывало в предвкушении. Ощутив тепло дыхания между ног, Лебедяна застонала, пронзённая мощной стрелой чувственного наслаждения. А над нею нависла огромная кошка. Её широкие лапы мяли постель по обе стороны от Лебедяны, усатая морда щекотала шею, и княгиня сперва опешила, а потом засмеялась и поцеловала зверя в мягкий влажный нос. Кошка чихнула и низко, утробно заурчала. Лебедяна была совсем не против пообниматься с нею – тёплой, пушистой и очень сильной: под густым мехом гуляли тугие мускулы. Она покрыла морду зверя поцелуями, долго и ласково чесала за ушами, а кошка, обняв её тяжёлой лапищей, тягуче мурлыкала. Сердце ёкало от невыносимой нежности, а животная мощь кошки вызывала уважение и восхищение. Прижимаясь к её могучему телу, Лебедяна знала: этот зверь, способный одним ударом лапы убить горную козу, никогда не причинит ей зла и боли, напротив – будет для неё и тёплой, уютной подушкой, и защитой, и просто её любимой кисой. Кошка подставляла ласкам мохнатый живот, жмуря мерцающие во тьме янтарные глаза, и беспрестанно мурчала.
Вдоволь предавшись кошачьим нежностям, Искра ткнулась мордой в пупок Лебедяны, а в её взоре горела чувственная пристальность. Понимая, что она хочет сделать, княгиня открылась навстречу её широкому, как ладонь, языку. Сильный и горячий, он дарил ей обжигающую, солнечно-страстную ласку. Сперва он трудился снаружи, а потом, свернувшись трубочкой, вошёл в неё. Княгиня ахнула от пронзившей её сладости, которая толчками забилась внутри, доводя её до ослепительного исступления, до крика сквозь зубы. Ощущения хлынули водопадом, и Лебедяна растворилась в рвущей сознание в клочья невесомости.