Дочери Лалады. Повести о прошлом, настоящем и будущем
Шрифт:
– И меня лень одолела, – созналась Брана. – Загляну-ка я домой: может, там Ягодка что-нибудь сготовила. Тебе принести?
– А Ягодка – это кто? – приподнявшись на локтях, спросила Ильга.
– Сестрица моя младшая, – улыбнулась северянка. – Жди тут, я скоро обернусь!
И она исчезла в проходе, а рыжая кошка осталась наедине со своими мыслями и чувствами у остывающих угольков. Распутать этот клубок было непросто, и Ильга закрыла глаза, слушая дышащий, шепчущий полог леса.
Вскоре Брана вернулась – с корзинкой в руках.
– Не-а, обед у Ягодки ещё не готов, – сообщила она. – Но кое-что я нам
Она поставила корзинку наземь и принялась доставать оттуда съестное: холодные вчерашние лепёшки, солёную рыбу, калач, кувшин клюквенного морса и сырое китовое мясо, нарезанное тонкими полосками.
– Сейчас поджарим, костёр только надо снова раздуть, – сказала она. И добавила, кивая в сторону мясных полосок: – Это свежее, нынешнего улова.
Она набрала шишек и веток и оживила огонь. Очень тонко нарезанное мясо северянка не стала жарить долго, и внутри оно осталось с красным соком. Оно напоминало по вкусу говядину. Холодные лепёшки были неплохи, хотя Ильга предпочитала свежеприготовленную пищу. Впрочем, в пожаре её голода сейчас сгорело бы всё что угодно, даже сапожные подошвы. А вот солёная рыба рыжей кошке пришлась очень по вкусу; впрочем, североморский лосось подавался даже к княжескому столу – кто бы стал воротить нос от такого роскошного яства?
– Мр-р-р, рыбка – чудо, – проурчала Ильга, смакуя мягкое, розовое, сочащееся жиром мясо. – Благодарю тебя за угощение.
– В следующий раз ты угощаешь, – улыбнулась Брана.
Вместе с сытостью на Ильгу снизошла печальная задумчивость. А нужен ли он – следующий раз? Правильно ли это?
– Мне надо подумать, – сказала она. – Дай мне время.
– Сколько? – Брана вытерла жирные от рыбы пальцы куском лепёшки, съела его и запила морсом.
– Не знаю, – щурясь в светлую, беззаботную лесную даль, за стволы, вздохнула Ильга. – А если мы ещё встретим наших суженых? Вдруг то, что у нас сейчас было – ошибка? А коли ошибка, то к чему продолжать?
У Браны тоже вырвался вздох – лёгкий, сквозь грустноватую улыбку.
– Я не знаю, сколько мне отведено времени, – проговорила она. – Белая Мать один раз пощадила меня... Кто знает, будет ли она столь же милостива в следующий раз? Что ж, думай, но помни об этом.
Щемящая тоска шипом пронзила душу рыжеволосой кошки. От мысли о том, что жестокое море может навеки поглотить Брану, и мир уже не услышит более её голоса и смеха, Ильге вдруг стало до дрожи в руках зябко и неуютно, до щиплющей влаги в уголках глаз страшно. Если бы две Лаладины седмицы тому назад ей кто-нибудь сказал, что она будет трястись от страха потерять эту несносную, возмущавшую её до глубины души северянку, она рассмеялась бы ему в лицо. Или Брана уже не была несносной, нелепой и возмутительной?
В размышлениях миновали осень и зима, вновь задышала земля, освобождаясь из ледяного плена, а небо распахнуло над Белыми горами безупречно чистую, зеркально-безмятежную лазурь. Весной дышало оно, о весне пел ветер, весной бредили звёзды, о ней же без умолку чирикали птицы. Ещё лежали там и сям островки грязного снега, а Ильга уже ждала Лаладиной седмицы, как из печи пирога. Ей хотелось наконец распутать этот тугой узел, найти ответ на вопрос: кто же, кто же на самом деле ждёт её по ту сторону девичьих хороводов? Может, птицы перелётные знали? Они много видели – может,
Слышала Ильга от родительницы об одном любопытном способе узнать свою судьбу. Следовало рано утром, ещё до рассвета, прийти к Тихой Роще и спросить: «Сосны-матушки, кто моя суженая?» – после чего трижды пешком обойти всю Рощу кругом. Завершив третий круг, нужно было шагнуть в проход. Куда он выведет, там судьбу и искать надобно. Гадать таким образом предписывалось во время Лаладиной седмицы, вот Ильга и ждала с нетерпением заветной поры весенних празднеств и гуляний. А когда мысли об этом слишком уж одолевали её, она успокаивала себя работой.
Лаладина седмица настала с той же неизбежностью и неизменностью, с какой тает по весне снег и распускаются почки на ветках. Всюду звучал смех и музыка, опять статные и нарядные женщины-кошки красовались в вышитых кафтанах, сходились в игривых схватках и высматривали среди сотен девичьих лиц то единственное... Ильга не стала тратить время на участие во всеобщем веселье, её душа истомилась в поисках ответа, и она сразу пошла искать его у Тихой Рощи.
Небо ещё только начинало светлеть на востоке, Роща была погружена в свой вечный, нерушимый покой, пропитанный медово-хвойным духом. Припомнив, что задавать вопрос надлежало лицом к восходу, Ильга устремила полный надежды взгляд в ту сторону, откуда скоро предстояло подняться солнцу.
– Матушки-сосны, – прошептала она, обращаясь всем своим полным томления сердцем к прародительницам. – Подскажите мне, кто моя суженая, в какой стороне судьба моя ждёт меня?
Звук её голоса растаял в предрассветной тишине. Ничто не шелохнулось в ответ, спали лица огромных кряжистых сосен... Но Ильга верила: Роща слышит, Роща обязательно поможет и подскажет. Она двинулась в свой первый круг, вдыхая чистый, умиротворяюще-сладкий воздух этого благодатного места.
Никто не мешал ей, ни единой живой души не встречала она на пути, пока не вернулась на место, с которого начинала свой обход. Каково же было её изумление, когда она увидела там знакомый красный кафтан и услышала голос северянки, вопрошавший тихорощенское сосновое безмолвие:
– Матушки-сосны, кто моя суженая? Подскажите, дайте ответ...
Подойдя, Ильга с усмешкой проговорила:
– Мда... У дураков мысли сходятся.
Брана обернулась на голос и блеснула белыми клыками в улыбке.
– Здравствуй... Что, и ты тоже гадаешь?
– Как видишь, – ответила Ильга, жадно всматриваясь в северянку и прислушиваясь к своему сердцу.
В нём была только искренняя радость и желание сграбастать Брану в объятия и стиснуть с медвежьей силой, но Ильга отчего-то стеснялась открыто обнаруживать истинные чувства. Напустив на себя насмешливость, она заметила:
– Что-то я не вижу у тебя запасов жирка для охоты. Скудная зима выдалась?
Брана и в самом деле не особо поправилась, пояс сидел на ней туго, обозначая довольно узкую талию. В ответ на замечание Ильги на её губах проступила смущённая улыбка – какая-то щемяще-беззащитная, простая, почти детская.
– Да нет, съестного было вдосталь. Но кусок в горло не лез.
Теперь и сердца Ильги коснулся лёгкий жар смущения, и собственный вопрос показался ей неуместным, грубоватым, обидным. Угораздило же её ляпнуть! Видно, и Бране эта зима далась нелегко.