Дочери Волхова
Шрифт:
Убежавшие еще в начале драки Девясила и Тиховея наконец вернулись, ведя за собой не только Добролюту, но и четырех ее сыновей, – разнимать добрых молодцев, если понадобится. Но потасовка к приходу старшей жрицы уже кончилась, и осталось лишь поднять Вольгу с пола и уложить на ту самую лавку, которую раньше занимала Дивляна. Он был в забытье после сильного удара головой.
– Что это вы тут затеяли! – поскольку Вольга ее не мог слышать, Добролюта обращалась к одному Велему. Уперев руки в бока, с рогатым убором на голове, она выглядела торжественно и грозно, словно разгневанная
– Прости, мать! – Велем поклонился жрице. – И вы, матушки, простите! Я святое место не обидел, крови не пролил ни капли. А что до этого, то и боги, и чуры видят: я в праве сестру мою из чужих рук вырвать и домой воротить. И вы, матери, в наше дело лучше не встревайте.
– Да кто же тебе запретит сестру к отцу-матери забрать? – Добролюта вздохнула. – Пока из рода не отпущена, ваша власть над нею. Только ведь теперь не о простой девице речь.
– Она и раньше простой не была. Вот ведь каких дочерей моя мать родила! – со смешанным чувством досады и гордости воскликнул Велем. – Одна – Дева Альдога, вторая – Дева Ильмера! А у нас ведь еще Велеська есть! Из нее-то, младшей, третьей, что вырастет – и подумать боюсь!
– Да, наградили вас боги! И все же лучше бы тебе Деву Ильмеру от нас не забирать. Мы ее не обидим, жить будет в чести и довольстве, и убережем, если что.
– Прости, мать, но я уж видел, как ее тут уберегают – обменыш этот руки распускает, как хочет, и никто, пока я не пришел, ему ручонки не укоротил! – Велем с негодованием глянул на лежащего Вольгу, возле которого сидела плачущая Дивляна. – Так что дома, в своем роду, оно надежнее будет. При ней пожитки были какие-нибудь?
– Было кое-что. – Добролюта кивнула на ларь, где была сложена сряда Тепляны.
– Пусть ей собраться помогут, сейчас поедем.
– Да куда вам ехать сейчас, сокол ты мой ясный! И вечер не за горами, и нельзя ее сейчас везти. Сестра твоя только вчера чуть к дедам не отправилась, нездорова она! Ты как хочешь, но больной я ее в дорогу не отпущу, будь ты ей хоть брат, хоть кто! Поправится – поезжайте. А пока обожди.
– Ну ладно. – Велем не стал спорить. – Только чтобы она с этим селезнем в одной избе не сидела.
– Но куда ж его нести? Он денька через три-четыре только вставать сможет.
– Тогда укажи, где нам пристать покуда.
– К нам можно, – подал голос старший из Добролютиных сыновей, Хотьша. – У нас просторно. Изба новая, большая.
– А дружину мою куда?
– Братья по домам разберут. – Хотьша посмотрел на троих младших, и те закивали.
Из них только самый младший, Добрила, с молодой женой жил при родителях, а двое других тоже выстроили себе отдельное жилье.
– Ну, ступайте. – Добролюта устало махнула рукой. – А за Судиславичем мы уж присмотрим, душа моя, не сомневайся.
Дивляна не хотела уходить от Вольги, но у нее больше не было сил сопротивляться. Поэтому, когда Велем взял ее за руку и поднял, она без возражений последовала за ним. Рядом со старшим братом она снова ощущала себя во власти рода, а для повторного мятежа чувствовала себя слишком слабой.
И в то же время было стыдно и недостойно выдать горе и слабость перед людьми, которые лишь сегодня в полдень назвали
Снаружи перед избушками толпились словеничи, и народу было как на торгу – не протолкнуться. Впереди всех дожидался Вышеслав с сыновьями и еще кое-кем из родичей. Внутрь он предусмотрительно не заходил и никого из своих, кроме Добролюты, не пускал, хотя его очень занимало, чем же все кончится.
– Ну что? – Он шагнул к Добриле, который вышел первым. – Никого не убили?
– Нет, слава Перыни! Судиславича по голове приложили, без памяти лежит, но мать говорит, что вскорости очнется.
– Ну, слава богам! – согласился Вышеслав, скрывая некоторое разочарование. – А то ведь была бы беда какая – в святом месте, на Перыни…
Но тут из избы показался Велем, ведущий за руку Дивляну, и Вышеслав обернулся к ним. При виде этих двоих народ загудел. В окрестностях Словенска уже носились смутные слухи о похищении, и теперь люди стали понимать, как новоявленная Солнцедева попала на Ильмерь. Повод для кровавого раздора между двумя такими знатными родами неминуемо привлек бы общее внимание, а дела Девы Ильмеры, разумеется, словеничи считали своими собственными заботами. Древние сказания о похищении Солнца и борьбе за него разворачивались у них на глазах, в яви.
В большой избе Хотьши Дивляна тут же залезла на полати и отвернулась к стене. Весь остаток дня она проплакала, и у нее чуть было снова не началась лихорадка, но Хотьшина жена Вояновна, обученная мудрой свекровью, заварила ей сон-травы, которая сразу и успокаивает, и усыпляет, и снимает жар, так что уже в сумерках Дивляна наконец заснула. Велем все это время старался не попадаться сестре на глаза, чтобы не расстраивать еще больше. Первый порыв негодования прошел, он сидел хмурый и неразговорчивый. Вернуть сестру домой было необходимо, но он жалел ее и гневался на Вольгу, который заварил всю эту кашу. В Плескове ему, что ли, невест мало? И надо было ездить в такую даль, дурить голову девке, за которой сваты приехали аж из полянской земли, с края света.
И тут еще она оказывается Девой Ильмерой!
С ума можно рехнуться, если начнешь думать, как все это разгребать! Велем хотел одного: поскорее очутиться вместе с сестрой дома, а там мать с отцом и прочими мудрыми родичами придумают, как теперь быть. Как обращаться с ней, он не знал: то ли утешать, то ли бранить и презирать негодяйку, опозорившую род своим неповиновением и чуть не сделавшую родного отца обманщиком, ославленным на весь свет!
На следующее утро словенская старейшина собралась к избам Вышеславовой связки. Под открытым небом гудел многоголосый говор. Явились отцы семейств, некоторые привели с собой женатых сыновей. Вон Городиша, муж Добролюты, всех четверых своих дубов привел, с неудовольствием отметил Вышеслав при виде этих пятерых, которые и правда возвышались в толпе, будто небольшая дубовая роща.