Дочка людоеда, или приключения Недобежкина

Гуськов Михаил

— Конечно, верим! — согласились пленники, которым судьба преподносила справедливую награду за перенесенные ими унижения и муки.

— Ну, тогда вперед.

Томичи, боясь быть изобличенными и с позором изгнанными с конкурса, появились в толпе претендентов в тот самый момент, когда начали объявлять победителей. Зал встретил их громом аплодисментов, Джордано Мокроусов, совершенно не заметив подмены, только обратив внимание на их слегка подавленный вид, зашептал:

— У вас еще все впереди, не отчаивайтесь, молодые люди. Лично я считаю вас первой парой! Я жду от вас новых побед.

Людмила Монахова вручила им грамоту и приз.

Тут и Шелковников

бросился вперед, чтобы от имени Недобежкина вручить Завидчей роскошный букет роз. Моряки всех флотов Тихого океана, от военного до рыболовецкого, составлявшие группу поддержки пары номер тринадцать, поспешили выразить восторг своей богине и ее полубогу. Подарков было гораздо больше, чем вчера. Победителям дарили замысловатые букеты, фарфоровые китайские вазы, японскую радиоаппаратуру и телевизоры. Кто — то из офицеров с помощью двух прапорщиков выкатил двухкамерный финский холодильник. Зрительный зал, судьи и конкурсанты были потрясены такой привязанностью жителей столицы Дальнего Востока к своим кумирам. Многие из наблюдавших сцену награждения, как мужчины, так и женщины, взяли ее за точку отсчета и мерило своих жизненных успехов: одни — решив собирать дань поклонения таких масштабов, каких удостоились владивостокцы, другие — пожелав добиться возможности так же щедро одаривать своих богинь или богов, как их одаривали поклонники с тихоокеанского побережья.

Завидчая при каждом подношении делала огромные глава, заливаясь краской смущения и вспыхивала радостью обладания.

— Ах, неужели? Зачем такие роскошные цветы? О, как приятно! — Она целовала смущенного лейтенанта в щеку.

— Боже, как мне отблагодарить вас, у меня как раз испортился телевизор. Нет, я не могу принять. Ах, вы бесконечно великодушны! — Бравый капитан второго ранга получал поцелуй в губы и, счастливый, отходил в сторону.

— Как?! Вы мне дарите японский видеомагнитофон, какая радость! У меня как раз на прошлой неделе сломался видеомагнитофон.

— О, холодильник! Как я рада! У меня буквально позавчера сгорел мой холодильник.

Самое удивительное, что среди поклонников Завидчей оказалось очень много женщин, они тоже дарили ей цветы и различные предметы, а одна высокая седая дама в черных очках подарила ей даже маленькую китайскую сосну в фарфоровом гроте.

— Римма, какая сосна — я в бесконечном восторге! — мило кивала Элеонора одной из обожательниц.

— Нелли, ты ангел! — лукаво делала пальчиками другой.

Когда Шелковников, ожидая всяких подлостей и гадостей от поклонников и поклонниц Завидчей, получив несколько тычков локтями и пинков по ногам, пробился к ней и протянул букет, Элеонора взяла его за руку и, прижав к себе, нежнейшим контральто на ухо капитан — бомжу озвучила тайну сердца:

— Витя, будь вечным другом, передай Аркадию, чтобы он увез меня на своем лимузине в Ильинское, в "Русскую избу". Будь осторожен, — шепнула она ему на ухо, — вокруг меня враги. Это страшные люди. Скажи Аркадию, чтобы он спас меня.

Витя испуганно закивал, впрочем, уверенный во всемогуществе адмирал — аспиранта. Главное было — добраться до него живым и невредимым, чтобы передать мольбу о помощи. "Вот это да! — подумал он. — Вот они интриганы — поклонники. Только и умеют, что тыкать локтями под ребра. Оказывается, Элеонора Константиновна тоже в их сетях, как муха в паутине".

— Я умру за вас, Элеонора Константиновна, но вы будете спасены.

— Какой милый, — ободряюще улыбнулась ему победительница. — Нет, пожалуй, я превращу тебя в гран — при Каннского фестиваля за лучшую роль наивного дурачка, — послала она Недобежкину воздушный поцелуй.

Шелковников опрометью побежал выполнять поручение Завидчей, делая в толпе большие крюки, чтобы не попасться на глаза морякам и компании Седого.

Сразу же после того, как Витя Шелковников кинулся дарить победительнице букет, к Недобежкину, пробежав между рядами, подскочил рыжий песик и, бросившись к нему лапами на колени, стал лизать ему руки, преданно заглядывая в глаза.

— Полкан?! — воскликнул Недобежкин. — Как ты здесь очутился?

На гостевой трибуне зашикали, но, увидев, к какой респектабельной компании подбежал пес, смолкли, а некоторые из зрителей даже на мгновение улыбчиво сощурились, выражая симпатию к сцене встречи хозяина со своей собачкой. Особенно деликатно осклабился атташе Японии, но тут же все переключились на овацию по поводу награждения победителей.

— Сергей! Леночка! Смотрите, это же мой Полкан. Как же ты одну оставил Тигру и мои… — Недобежкин чуть не воскликнул "драгоценности!"

Если бы он знал, что его драгоценности уже были съедены, а сумочка Золотана Бриллиантовича Изумруденко унесена из квартиры, он бы не сидел в таком идиллическом настроении на гостевой трибуне и не гладил по головке так ласково своего песика.

Полкан в порыве преданности лизал ему руки и вдруг зубами надел на палец оловянное кольцо, которое держал под языком. То самое оловянное кольцо, которое он откопал в одной из аллей сада ЦДСА, когда его преследовал член ГРОМа Волохин. Надев кольцо на палец хозяину, пес оперся лапами на его колени и замер, глядя в глаза так пронзительно, словно хотел, но не мог передать своему спасителю что — то очень важное. Через миг Полкан стремглав понесся прочь, вызывая сильнейшее недовольство среди публики.

— Полкан! Куда ты?! — крикнул аспирант, но пес, не слушая хозяина, исчез. — Что за странная собака! — промолвил он, недоуменно разглядывая оловянное кольцо на пальце, и тут же забыл и о кольце, и о собаке так как увидел на паркете Шелковникова, несшего букет Элеоноре.

Глава 27

ПИР В "РУССКОЙ ИЗБЕ"

Кавалькада из двух шикарных иномарок, "Чаек" и "Волг" неслась по Рублевскому шоссе к Ильинскому. В головном лимузине, отделившись от шофера звуконепроницаемой перегородкой, сидели двое — Элеонора и Аркадий. Танцорка обдавала аспиранта таким жаром страсти, что он совсем потерял голову. Кудрявые локоны ее душистых волос, пахнущих дальними странами, и морем, и цветами тропических растений, упали ему на грудь, на шею, на лицо и образовали чащу первобытной листвы, сквозь которую проглядывали озера ее манящих колдовских глаз и губ, шепчущих пылкие слова.

— Мой хороший, королевич мой! Укради меня. Я ехала в Москву, я знала, что встречу тебя. Это судьба. Как я счастлива, что ты мне наступил на ногу. Ты не на ногу мне наступил, ты ранил меня в сердце. Я мечтала о тебе, видела тебя в своих снах, ты мне снился, Аркадий, и вот ты рядом.

Элеонора на секунду откидывалась на сиденье лимузина и отбрасывала занавес волос, чтобы на мгновенье показать ему всю себя, и тогда ее груди в глубоком декольте, как два ослепляющих прожектора в полутьме салона, били в глаза аспиранту не отраженным, а внутренним светом, суля райское блаженство. Впрочем, надо сказать, что Элеонора, как высшее существо, уже непроизвольно рассчитала расстояние между фонарями на шоссе и откидывалась на подъезде к самым ярким из них, чтобы Недобежкин мог любоваться ее фигурой и лицом.