Дочки-матери: наука ненависти
Шрифт:
Матери дочка тогда призналась:
— Ну, не хватает у нас на ламинат, неужели непонятно? Ну и что? Переживём. Линолеум зато легко моется и он тёплый.
И на самом деле полы у них получились очень даже симпатичные, внешне неотличимые от плитки из светлой мраморной крошки. И Таська, и её муж были довольны, хотя многие знакомые продолжали хмыкать и фыркать по поводу непрестижного и дешёвого покрытия пола.
Или вот ещё… Когда Таська родила Аришку, так вообще превратилась на долгое время в самую натуральную клушу, кудахтающую над своим цыплёнком и озабоченную лишь домом, пелёнками, распашонками, слюнявчиками и прочей ерундой, которая делала её счастливой. Это несказанно тогда удивило Антонию.
Такая
«Эх, как же тебя разобрало, ма! А я всё силюсь вспомнить, когда это я тебе на что-то подобное жаловалась, м? Хоть раз реальный припомни. Ведь не сможешь, потому что не было такого сроду. Кстати… ты как пальцем в небо… Я ужасно всегда любила запах новой шторки в ванной, вот тот самый жуткий «аромат» клеёнки. А я его любила, потому что мне нравилось часто менять занавесочки, и такой запах ассоциировался у меня с обновлением, с новым ярким рисунком, с новыми красками, с хорошим настроением. Ты даже этого обо мне не знала? И поэтому так похабно насочиняла?»
В этом же письме Таська поделилась любопытной новостью: «Мне плевать, читаешь ты мои письма или нет. Мы с моим доктором решили, что для моего выздоровления будет весьма полезно писать тебе о моих мыслях, эмоциях, обо всём том, о чём я всю жизнь молчала. Поэтому буду и впредь отправлять свои послания по электронке, а уж что с ними дальше происходит, мне на самом деле всё равно. Читаешь или нет — по фигу. Хотя, думаю, что все-таки читаешь. Слишком хорошо знаю и тебя, и отца…»
Права, дрянь! Мать читает. Потому что строго-настрого велела Масику все письма из Израиля распечатывать и подавать ей. Он посопротивлялся поначалу, взмолился:
— Лапочка, родная, пожалей себя! Это же для тебя так неполезно!
— И речи быть не может! — отрезала Антония. — Это наша дочь, и мы должны испить горькую чашу до дна. Нечего строить из себя страусов! Мне важно знать, что она думает и как чувствует. Она же мне небезразлична…
— Ты страдаешь, — закивал супруг. — Я понимаю… Ты всё ещё любишь её… конечно… небезразлична…
О, если б он знал, насколько ей небезразлично! Только любовь тут совершенно ни при чём.
Кошачьи страсти
Приступая к беглому прочтению, Антония глубоко вздохнула, прикрыла глаза, быстренько помолилась и, мысленно перекрестившись, открыла глаза — понеслось…
Главным героем и рассказчиком её новой повести был кот. Прототип кота — Мурзик, обожаемое существо, пушистый красавец, умница и… сынок, что там лукавить — конечно, сынок. Самый любимый ребёнок. Антония любила Мурзика так, что болело сердце и наворачивались на глаза слёзы, когда она смотрела на котика, брала в руки его тёплое пушистое тельце, ощущала его нежно вибрирующий при мурлыканьи организмик. Маленькое божество, усатый повелитель, мурлыкающий идол. И тот, кто помог принять решение о подобной книге. Антония решила вложить все свои последние размышления и чувства в головы и… уста? пасти? ротики?… Мурзика и прочих, даже уже умерших котов, которые жили у них прежде, много лет назад. Благодаря Мурзику и ещё Томусу она заобожала их всех, так сказать, задним числом. Прозрела.
После книги, посвящённой Чехову, Антония совершенно не боялась никаких обвинений ни в подражательстве, ни в плагиате. Хотя, разумеется, не могла не понимать, что многие могут вспомнить Э.Т.А.Гофмана с его «Житейскими воззрениями кота Мурра». Ну и что? Она делает своё дело не хуже классиков, она сама уже классик, это признано, так что она в своём праве. Что ж теперь, никто не вправе «разговорить» животных, а тем более — котов, раз уже был Мурр? И вообще, важно не что, а как. А уж она-то напишет так, что никакой Гофман и рядом не встанет. Антония в этом не сомневалась ни секунды. Она давно знала себе цену и не рефлексировала по поводу своего места на книжной полке.
«До меня у них жил перс Том. Из весьма благородных, но больных аристократов. Он в детстве рос в питомнике, где таких, как он, было много. Он, Том, много чего знал! Думал, считал себя философом. А какой кот искони не философ, скажите мне, люди? Мы так давно живем вместе, и мы, коты, так часто смеемся над вашими правилами жизни, я уже не говорю о недалекости вашего мышления. Это, конечно, не относится к Па и Ма. Они у меня и добрые, и умные, а главное — не способны на зло».
Это Мурзик рассуждает. Это начало. Хорошо! Антония улыбнулась и погладила своего любимца, примостившегося на единственно свободном от всякой всячины углу стола. Он радостно подставил подбородок для чесания и раскрыл подушечки на передних лапках, демонстрируя удовольствие и полную готовность получать наслаждение.
Отлично она придумала эти «Ма и Па»! Для любимого сыночка Мурза они с Масиком, конечно же, мама и папа. Хорошо написалось…
При воспоминании о Томусе Антонии опять пришлось бороться со слезами и похолодевшим от горя сердцем. Том был экзотом, очень нездоровым с детства. Антония много лет мечтала завести кошака — после тех сибиряков, что жили у них почти двадцать лет назад, когда ещё Таська не уехала в свою квартиру… Антония вполне насладилась жизнью без животных в доме, и, в конце концов, почувствовала, что ей не хватает рядом чего-то тёплого, любящего, преданного и нежного. Увидела экзотов — влюбилась. Поделилась мечтой с дочерью…
…Однажды раздался телефонный звонок.
— Мам! — Таськин голос звучал взволнованно и радостно. — Тут выставка кошек… есть котята экзотов… они дорогие очень, ты, наверное, не захочешь… Но вот одного малыша отдают почти даром… он отбракованный, у него прикус неправильный… такой дурашка тихий, прелестный просто! Хочешь?
У Антонии дыхание перехватило.
— Ой! Прям не знаю… А какой цвет?
— Рыжунчик! Рыженький такой, славный!
— Ой… Даже не знаю… И хочется, и… ох…
Поохав, Антония согласилась. Таська на том конце провода аж заверещала от радости, как маленькая. Через полтора часа она уже приехала к родителям, бережно неся на груди маленькое рыжее чудо, а заодно прикупив для малыша приданое: лежанку, кормушку, расчёску, шампунь.
И случилась в доме Антонии радость! Все были счастливы, все крутились и вертелись вокруг котёнка, ласкали его, целовали, гладили, нежничали с ним. И Масик, и Таська, и муж её Дима, и внучка Аришка ужасно были рады. Каждое утро начиналось с дочкиного звонка: «Как там наш ребёнок?», внучка придумала ему имя: «Он же настоящий Томус!»
Проблемы начались позже, когда котёнок подрос. Оказывается, неправильный прикус — это не так уж и безобидно, как они думали раньше. Кроме того, у Томуса было ещё некоторое количество проблем со здоровьем — просто так породистых котят, конечно же, не бракуют. В общем, котик здорово болел и, возможно, ещё и поэтому стал таким обожаемым ребёнком для Антонии. Она носила его на руках, баюкала, пела ему песенки, рассказывала сказки. Лечила его, как положено, как велел дорогой ветеринар, которого они нашли через знакомых и который превратился в их еженедельного гостя: у Томуса постоянно возникали какие-то новые неприятности, и ветеринар был нужен часто, очень часто. Антония с Масиком делала для ребёнка всё и даже больше.