Дочкина свадьба
Шрифт:
И все это увидели.
Потом за столом снова зажужжали разговоры.
— А вы, Наталья Александровна, кажется, работаете на телевидении? — в свою очередь спросил Николай Авдеевич.
— Да, ассистентом режиссера.
— Должно быть, это очень интересно?
— О-очень! Как вам интересно — так и нам.
— Нет, почему же… — он поспешил засвидетельствовать свою лояльность. — Бывают очень хорошие передачи. Ка-вэ-эн, потом этот… «Кабачок». Иногда неплохие постановки…
— Я вас умоляю, — согласилась Натуся. Но
Николай Авдеевич моргал смущенно.
— Не видели? Так я, к вашему сведению, этим и занимаюсь. Учебная программа. Вы не видели, и другие не видели, и никто не видел. И мои бы глаза не глядели — да приходится…
— Ну-ну. Это — очень полезные передачи. Ведь есть студенты, особенно заочники, которым необходимо…
— Чихали они на все это. Они футбол смотрят. И Грету Гарбо по четвертой программе.
Натуся пылала негодованием. Она сама потянулась за бутылкой, налила себе и соседу.
— Постановки? Сплошная халтура. Вы бы побывали у нас на репетициях. Прибегает актер с киностудии — снимался там, весь в мыле, — а вечером ему еще в театре играть. Прямо в ожидалке плюхнется в кресло, партнер напротив, и пошли бубнить роли. А за соседним столом — другой спектакль…
Какой-то гость уже несколько раз поднимался с бокалом в руке: вероятно, он имел намерение произнести тост.
Однако Натусин голос, покрывавший теперь все остальные голоса, заставлял его снова садиться на место.
Она оказалась в центре внимания. Ей уже задавали вопросы со всех сторон, и она едва успевала на них отвечать:
— Что?.. Надоел? А кому он не надоел? Самому себе не надоел — потому что ням-ням хочется…
— Господи, да ведь это все — пленка! Сплошная пленка, крутят и крутят, — а они дома сидят, чай пьют. Только не чай, конечно…
— Какая пересадка? Да что вы!.. Он просто занимает: сзаду наперед… — Она даже показала, как это делается. — За-ни-мает… Спереди-то это незаметно!
Аня, оказавшаяся вдруг рядом с Натусей, нежно обняла ее. И зашептала в ухо: «Мама, не надо… и, пожалуйста, не пей больше».
Шифоновая фата, что была на ней, щекотала Натусе шею: она поежилась, засмеялась, шутливо оттолкнула дочку:
— Да ну тебя! Иди-ка к своему… Нет, постой. А где музыка? Почему нет музыки?
— Мама, не надо…
Натуся, однако, уже кричала:
— Петенька! У вас есть музыка? Ну, какая-нибудь…
— Да-да. Есть.
Жених кинулся в угол, где стоял магнитофон. Наверное, он просто забыл о том, что нужно завести музыку и начать танцы.
Забренчали гитары, зазвенели тарелки, застучал барабан. Юношеские голоса — наивные, чистосердечные — затянули песню.
— Фу, битлы, — сморщилась Натуся.
Но сосед, Николай Авдеевич, уже встал и, одернув манжеты, поклонился ей.
Танцевал он, прямо скажем, паршиво. Он, видно, предполагал, что это танго, а это было совсем не танго. Да уж ладно. Натуся боялась только, что он наступит на ее новые красные туфли.
Добрый почин нашел последователей. Петя повел Аню. Владимир Игнатьевич — Ольгу Степановну. А тот, которому так и не дали произнести тост, утешился тем, что вывел танцевать свою жену. И еще поднялась какая-то пара…
Но в этот самый момент Натуся решительно бросила посреди комнаты своего кавалера, отделила Петю от Ани и потащила его к магнитофону.
— Петенька, милый! Ну, зачем эта тягомотина?.. У вас есть что-нибудь такое? — Натуся нетерпеливо прищелкнула пальцами.
— Да-да, — заверил жених и нажал клавишу. — Твист или шейк?
— Ну, хотя бы твист.
Петя нашел твист.
И с первых же звуков Натуся, как цирковая лошадка, уловившая знакомый ритм, затрепетала всем телом. Уже пританцовывая на ходу, обострив локотки, она двинулась к Николаю Авдеевичу.
Но тот лишь испуганно замахал руками:
— Нет, извините… я не умею этого.
Будто он что другое умел.
— Эх! — укорила Натуся.
И направилась к жениху.
Петя тоже отступил в смущении. Но гости одобрительно зааплодировали. И ему пришлось подчиниться.
Теща с зятем танцевали твист.
Петя, надо отдать ему должное, несмотря на свои очки и на свою чопорную тройку, оказался достаточно искусным в этом танце. Он старательно выворачивал ступни, выбрасывал поочередно кулаки, будто работал с боксерской «грушей». Натуся повернулась спиной, и Петя повернулся спиной. Натуся присела к самому полу, и он, вслед за ней, сделал то же самое.
Но уже через минуту волосы его взмокли, белая сорочка отсырела, а движения его делались все мельче, все затруднительней, все бездыханней…
А Натуся только входила в раж.
Ее маленькие ноги выделывали черт знает что. Она высоко задирала одну, будто в старинном канкане, и каким-то чудом продолжала танцевать на другой. Она закручивала немыслимые вензеля. Она наклонялась влево, а ноги между тем танцевали вправо, потом наоборот: она — вправо, а ноги — влево. И все это у нее получалось так легко, что вызывало представление о невесомости.
Посрамленный жених отошел в сторонку.
Натуся осталась одна. Теперь она солировала.
И, вертясь волчком, успевала еще следить за окружающими.
Аня нюхала белый цветок, приколотый к ее платью.
Ольга Степановна и Владимир Игнатьевич с пристальным вниманием смотрели на нее.
Гостьи в серьгах сидели, поджав губы. А гости, все как один, — и седые, и плешивые, — восхищенно улыбались.
Николай Авдеевич с гордостью взирал на остальных.
Напоследок, уловив, что музыка идет к концу, Натуся выдала самый высший класс.