Дочкина свадьба
Шрифт:
Вчера был тур хоккейного чемпионата… ах, черт, «Спартак» проиграл. И кому!..
Царев в сердцах грохнул кулаком по столу.
— Что? — испуганно спросила Женька.
— Ничего.
Царев заглянул еще в программу телевидения, в сводку погоды. Хотел отшвырнуть газету — она его не порадовала нынче. Но взгляд задержался на черной рамке в верхнем углу листа, на фамилии, заключенной в эту траурную рамку.
«Г. М. Зяблов».
То есть как?.. Он не поверил собственным глазам.
Еще раз, медленно, по буквам, прочел: «Г. М. Зяблов». Но, может быть, другой — однофамилец, тезка?.. Нет, не другой.
Царев протяжно присвистнул.
— А? — обернулась Женька.
— Зяблов… дуба дал.
— Что?
— Зяблов, говорю, умер.
Женька округлила глаза, присела к столу, ладонями горестно подперла щеки. Потом, немного помолчав, спросила:
— Дима, а он кто?
— Тьфу, — рассердился Царев. — Я же тебе сто раз о нем говорил. Зяблов, начальник главка, которому подчинен наш институт. Кто да кто…
Женька, обидевшись, вернулась к плите.
А Царев, теперь уже внимательно и подробно, слово за словом, стал изучать газетный некролог.
«…скоропостижно скончался… ушел от нас…» Ну, это лирика. «Г. М. Зяблов родился в 1909 г. на Урале, в семье крестьянина-бедняка…». Значит, сколько ему под конец набежало? Пятьдесят семь… нет, пятьдесят восемь. Совсем чуток не дотянул до пенсии. «…окончил рабфак, затем учился в институте…» Ах, вот как, только учился — доучиться не пришлось, без диплома, стало быть. «В 1938 г. возглавил…» Сколько же ему было, когда он возглавил?.. Двадцать девять, всего двадцать девять лет — и уже возглавил!.. «В годы войны Г. М. Зяблов, руководя важными работами по обеспечению государства сырьевыми ресурсами… высоко оценила его заслуги, наградив Г. М. Зяблова орденом Кутузова первой степени, орденом Красной Звезды…» Да, нынче-то штатский люд такими орденами не балуют. Например, ему, Цареву, дали недавно «Знак Почета». «…в Государственном комитете… в министерстве… сохраним в наших сердцах…» Ну, это опять лирика. «Группа товарищей».
Всего-навсего? «Группа товарищей». Подписей нет. И некролог без портрета. Не шибко… Бывает, что помрет какой-нибудь председатель колхоза — и всё тут: правительственное извещение, портрет, подписи. А вот Георгий Михайлович Зяблов не сподобился.
Интересно, а если бы, все-таки, некролог был с подписями, то ему, Цареву, предложили бы подписаться? Как-никак директор головного НИИ.
Но ведь он все равно в отъезде был, в командировке.
Признаться по совести, Царев не питал нежных чувств к начальнику главка. И знал, что Зяблов тоже не имел к нему особого расположения. Случалось им ссориться: и с глазу на глаз и на людях. Впрочем, это были деловые ссоры. И сейчас не время вспоминать их — умер человек.
Из-за стены донесся телефонный звонок.
Звонил Лясковец, заместитель Царева.
— Здравствуй, Борис Яковлевич… Ночью… да вот, понимаешь, не удалось… Уже знаю — в газете прочел. Как случилось-то?.. Ну, это — хуже пули. И прямо на работе? Вот так, живешь-живешь… Уже сегодня? Во сколько?.. Я сейчас выезжаю. Венок заказать догадались?.. Ну, молодцы.
Машина стояла под окном.
Царев, одевшись, еще раз зашел на кухню. Поцеловал Женьку в затылок. Она обмякла, проводила его до двери.
2
Улица встретила Царева резким холодом, тотчас ожгла щеки и уши. Однако машина была всего лишь в трех шагах, а в самой машине, домовито урчащей на холостых оборотах, — теплынь.
Шофер Павел Иванович, коротавший ожидание за последними известиями «Маяка», выключил приемник, пожал протянутую начальством руку, и они покатили обычным маршрутом.
Хотя эта служебная машина была не персональной, а только закрепленной, Царев ездил на ней уже третий год, и с Павлом Ивановичем у него сложились вполне близкие и доверительные отношения. Этому способствовала еще и пытливая, любознательная натура водителя, который, черпая из «Маяка» различные важные сведения, имел обыкновение затем обсуждать их со своим ученым пассажиром.
— Так все же как, Дмитрий Николаевич: тарелка или нет?
— Какая тарелка?
— Ну та, что болгары засекли. Над городом София у них целый час висела. Летающая тарелка. Висела-висела — все видели…
— А-а. — Царев читал об этом в «Известиях» еще до командировки. — Ну, положим, там была другая терминология: неопознанный летающий объект, а не тарелка…
— Так это что было?
В предвидении красного светофора Павел Иванович сбавил скорость, и машина сейчас чуть плелась. При такой гололедице лучше не тормозить резко — занесет.
— Скорей всего — баллон, — сказал Царев. — Воздушный шар.
— А как же он — против ветра, если воздушный шар? Ведь по радио точно говорили: удалился против ветра… Как же?
— На разных высотах направление ветра различно, — терпеливо объяснил Дмитрий Николаевич.
Его подчас забавляла настырность этого уже пожилого человека. И ему льстило, что Павел Иванович всегда обращается за авторитетным разъяснением именно к нему: еще бы — доктор наук. Но, господи, когда же Павел Иванович поймет, что у него, у Царева — свой и весьма ограниченный удел в науке: поисковая геофизика. Что его широкие познания в этой области отнюдь не достигают чужих и далеких уделов, порой даже смежных. Как ему объяснить?.. Может статься, что помехой тут одно: будь шофер не закрепленным, а собственным, при институте, он, вполне вероятно, и сам бы понял, сколь далека поисковая геофизика от летающих тарелок… то бишь баллонов.
— А когда-нибудь они сядут, — убежденно сказал Павел Иванович.
— Кто?
— Они. — Водитель на миг воздел глаза к небесам. — Полетают, присмотрятся — и сядут…
Да. Трудный случай.
Но машина уже подкатила к подъезду института, осененному бетонным навесом, и Царев, похлопав по плечу старика, отшутился:
— А мы им водки поднесем.
Лясковец уже поджидал его на пороге кабинета.
Они облобызались, что в последнее время стало хорошим тоном среди сослуживцев, даже если разлука была и недолгой.
Дмитрий Николаевич сел за свой стол, с наслаждением крутанулся туда-сюда в вертящемся заграничном кресле (это, чтобы удобней было управляться с телефонами), торжествующе бросил кулаки перед собой:
— Ну, Борис Яковлевич, как говорится, «полный ажур». Ясногорские деятели в восторге: требуют счетные машины, специалистов — и готовы распространить наш метод на всю Сибирь… Не пора ли нам, дорогой коллега, скромно выставить свои кандидатуры на Ленинскую премию?
— На Государственную, — потупился замдиректора.