Догадка Ферма
Шрифт:
— Я скоро вернусь, мсье Фронсак, — сказал книготорговец. — Ради собственной безопасности не говорите, не двигайтесь, не дышите. Эти люди — дикари. Они способны отрезать вам что-нибудь просто с целью позабавиться… или поесть!
Смеясь, он закрыл дверцу. Тучный детина поднял деревянные панно, закрывавшие окна, и прицепил их крючками. Теперь только небольшие оконца спереди и сзади освещали карету. Толстяк сел напротив Луи, осклабившись в свирепой улыбке и показав полный набор гнилых зубов.
Фронсак дрожал. Немного от холода, больше от страха. Он запахнулся в плащ. Сердце его билось так, словно готово было разорваться. Со двора до него доносились голоса. Кто-то собирался помочь ему? Прошло несколько минут. Что хотят с ним сделать эти люди? Пытать? Заставить говорить? Они не смогут далеко уйти с пленником: значит, должны быстро избавиться от него.
Он вновь услышал звуки голосов, на сей раз совсем близко от кареты. Это вернулся Бреш, он приказывал подготовить упряжку. Дверца распахнулась, и книготорговец бросил на пол багаж Луи. Две сумки и папку с бумагами Ферма. Потом принес свои сумки, одеяла и забрался внутрь.
— Бандоле, будешь править упряжкой вместе с Пебрина. Мы выезжаем.
Тощий вылез из кареты. Бреш положил багаж на банкетку Луи. Сам он уселся рядом с толстяком.
Карета тронулась с места. Деревянные панно по-прежнему закрывали окна, и Луи не мог угадать, в каком направлении они движутся.
Тут Бреш соединил кончики пальцев и обратился к своему пленнику:
— Вы имеете право получить кое-какие разъяснения, мсье Фронсак. Итак, если желаете, я отвечу на ваши вопросы. Но прежде позвольте рассказать вам, что произошло, и сообщить инструкции, которым вы будете неукоснительно следовать. Мы едем в Париж. Путешествие будет долгим и трудным. Вам не разрешается выходить из кареты. Никогда. Ночью мы все будем спать внутри. Крайне неудобно, но Бандоле выбрал этот экипаж, поскольку в нем могут разместиться пятеро человек. Двое на банкетках, трое на полу. Если попытаетесь бежать, вас убьют. Мне заплатили, чтобы я привез вас живым, но если вы умрете, мой наниматель долго горевать не будет. Не пытайтесь подкупить моих людей или просто говорить с ними. Только Бандоле немного знает французский. Остальные изъясняются на каталанском или провансальском, эти языки довольно сходны с итальянским, поэтому я могу беседовать с ними.
— На кого же вы работаете?
— Еще не догадались? Разумеется, на маркиза де Фонтрая!
— Поэтому мы поселились у его сестры?
— Вовсе нет! Маркиза действительно дружна с Югом де Лионом. С братом она в ссоре, и когда тот узнал, что вы собираетесь обосноваться у нее, придумал этот план, достойный Никколо Макиавелли.
Луи молчал, обдумывая услышанное. Как часто он совершал ошибки! Значит, доверься он маркизе де Кастельбажак, не оказался бы в таком положении! Потом он вспомнил о Гофреди, который должен приехать в Монтобан. Поймет ли старый слуга, что с ним случилось? Попытается ли нагнать их?
— А о вашем друге Гофреди забудьте, — улыбнулся Бреш, который словно читал его мысли. — У него никаких шансов узнать, куда мы направились, а его верность вам вызывает у меня большие сомнения! Но если даже он нас догонит, мои люди легко разделаются с ним!
Не уверен! — подумал Луи. К несчастью, Гофреди не знает, что делать. Вернется ли он в Париж? Наверное. Но даже если старый солдат расскажет все Гастону, как они сумеют его найти? Вряд ли Фонтрай после допроса оставит его в живых.
Он должен бежать! Пока же следует разговорить Бреша, который, похоже, был очень доволен собой.
— Как вы оказались на службе у Фонтрая? — спросил он.
— Против воли, — насмешливо ответил книготорговец. — Но мне ни разу не пришлось об этом пожалеть.
— Сколько времени вы уже работаете на него?
— Всего несколько недель. Нет смысла что-либо скрывать от вас — вы все равно не сумеете этим воспользоваться. В течение многих лет у меня был другой хозяин.
— Таддео Барберини?
— Вы догадались? Действительно, я состою у него на службе после путешествия в Рим. Меня там бросили в тюрьму, и один из его людей добился моего освобождения в обмен на услуги полицейского осведомителя. Выбора у меня не было, мне грозили галеры. Мной остались довольны, я владел несколькими языками, хорошо знал ремесло книготорговца, и, в конце концов, мне удалось познакомиться с Таддео Барберини, для которого я выполнил несколько заданий. Он платил щедро, и, вернувшись во Францию, я продолжал служить ему.
— Но каким образом Фонтрай узнал, что вы работаете на Барберини?
— Помните кражу в резиденции нунция? Думаю, это дело рук маркиза. Получив компрометирующие меня документы, он нанес мне визит и потребовал, чтобы я работал на него, иначе он выдаст меня Мазарини. Если же соглашусь, он предоставит мне полную свободу рук в отношении Барберини, которому я по-прежнему могу поставлять различные сведения.
Выдержав красноречивую паузу, Бреш продолжал:
— Фонтраю было известно — не знаю откуда, — что вы несколько раз заходили ко мне. Он попросил предупредить его, если вы появитесь снова. По его словам, он хотел допросить вас. Когда вы заговорили о путешествии в Тулузу, мне сразу пришла в голову мысль навязаться вам в спутники, чтобы завоевать ваше доверие и заманить в ловушку. Я рассказал об этом Фонтраю, и ему моя идея понравилась. Едва услышав — от вас! — что вы собираетесь остановиться у маркизы де Кастельбажак, я предупредил его. Тогда-то он и придумал свой план: он был в восторге, что сможет обмануть сестру!
— И вам удалось за такое короткое время нанять этих разбойников в Тулузе?
— Было нелегко, признаю. Но с помощью золота… Кстати, соблаговолите отдать мне ваш кошелек, который вы оставили при себе. Нам понадобятся деньги для смены лошадей.
Луи порылся в плаще и извлек привязанную к поясу сумочку, где было триста ливров. Двести ливров он отдал Гофреди.
Книготорговец схватил сумочку, открыл и вывалил содержимое на сиденье. Затем он принялся считать монеты. Там было несколько луидоров, три экю с солнцем и два четверных экю, десяток пистолей, сорок серебряных экю и мелочь — лиары и белые. [91]
91
Экю с солнцем до 1640 года был главной денежной единицей во Франции. Весом примерно в 3,5 грамма золота, он стоил половину луидора. Людовик XIII реформировал монетную систему в 1640 году, выпустив луидор в десять ливров, за который вскоре давали уже двойную цену! Серебряный экю в три ливра постепенно вытеснил золотой, который все же чеканился до 1654 года. Пистоль стоил примерно десять ливров, лиар — три денье. Белой была монетка в десять денье, сделанная из биллона, смеси серебра с медью. Фактическая ценность денежных единиц постоянно менялась (королевское постановление от 25 марта 1652 года: «…луидоры и пистоль будут стоить одиннадцать ливров, золотые экю — пять ливров четырнадцать солей, серебряные экю — три ливра шесть солей…»).
Луи хотел было задать другие вопросы, однако не желал раскрывать Брешу все, что ему известно. Он решил отложить это до другого случая и замкнулся в молчании. Путешествие будет долгим, а Бреш болтлив.
Через два часа карета остановилась во дворе почтовой станции. Бреш сказал несколько слов гиганту, а затем вышел.
Когда он вновь поднялся в карету, в руках у него был пакет, пахнущий жареной уткой, хлеб и две бутылки вина. Знаком он велел колоссу выйти, и на смену ему явился другой разбойник.
Этот оказался тщедушным и кривым, нос у него был с горбинкой, а лицо смуглое, как у цыгана. Сгорбленный и приземистый, он кутался в засаленный шерстяной плащ.
— Вот и Пебрина, — довольным тоном возвестил Бреш.
Взяв пакет, обернутый старой тряпкой, он раскрыл его и выложил содержимое на банкетку рядом с собой.
— Боюсь, жить вам осталось недолго, мсье Фронсак. Не знаю, каким способом вы перейдете в мир иной, но уж точно не на пустой желудок, — шутливо сказал он. — Что вы предпочитаете? Здесь две утки и фрикасе из голубей.