Догоняя Птицу
Шрифт:
– Давай передохнем, - сказала запыхавшаяся Гита.
– Посидим вот тут, на бревнышке.
– Держи, - она достала из рюкзака пакет, в котором лежали завернутые в промасленную салфетку бутерброды с колбасой. Лота расстегнула молнию на куртке и наконец-то отдышалась. Они уселись на поваленное дерево с торчащими во все стороны сучьями и осмотрелись. После пробежки по лесу слегка кружилась голова. Лота понятия не имела, где в этот момент находится конечная остановка трамвая, на котором они прибыли, прогулочные дорожки, выход из парка. Слева и справа, спереди и позади простирался глухой, седой, сверкающий мириадами холодных дождевых капель лес. Ни дорожек, ни людей, ни табличек "Не сорить" видно не было. Только бурелом и стволы, поросшие мхом и лишайником. Все это было похоже на сон. Лота откусила бутерброд. Холод и свежий воздух сделали свое дело: несмотря
– Сейчас пошаманим, - сказала она.
Тут в руках у нее оказалась щепотка каких-то сушеных семян. Она бросила семена в костер, который радостно вспыхнул.
– Дух леса, не презри нас, сестер воздуха, - произнесла она голосом зловещим и жутким.
– Помоги: укажи, где гнездо!
– Вот, глянь, - она разжала кулак и протянула Лоте: на ладони лежала белая косточка размером с фалангу пальца.
– Человеческая, - похвасталась Гита.
– В обмен на перо.
– Гита, ты сатанистка?
– спросила Лота просто и как можно мягче, но прозвучало все равно резковато, как и все слова на -ист или -истка.
– Я неоязычница, - загадочно проговорила Гита.
– Сатанист, к твоему сведению, это все равно что христианин, который заходит через противоположную дверь. Или так: сатанист - это христианин-металлист!
Лота покосилась на Гиту. Слабые веснушки у нее на носу не подчеркивали, а гротескно искажали хрупкую юность - словно перед Лотой была не старшеклассница, а помолодевшая колдунья из "Сказки о потерянном времени".
– Но я совсем новая, - добавила Гита.
– Принципиально. Новая неоязычница.
Они доели бутерброды, спрятали бумагу и пакет в Гитин рюкзак, встали и отряхнули руки.
Лоте показалось, что они торчат в этом лесу уже целую вечность и не выбирутся из него никогда. Но выхода у нее не было, и она покорно поплелась за Гитой.
А потом они увидели гнездо. Раньше Лота даже представить себе не могла, как выглядит гнездо ворона. Оно грузно темнело вверху, на ветвях старого тополя. Половина тополя была живой, зато вторая половина - мертвее мертвого. Это гнездо было больше всех гнезд, которые Лота встречала в своей жизни. Снизу оно напоминало автомобильную камеру, сплетенную из торчащих во все стороны веток. "Интересно, это заразно?" - мелькнуло в голове у Лоты. Она боялась, что это заразно. Она очень хотела, чтобы это было заразно. Если она проглотит волшебный вирус, Гитландия будет ее окружать все время. Она будет просыпаться и засыпать, не покидая пределов Гитландии, и целыми днями наслаждаться Магией воздуха. Но в этот момент Гита приметила какой-то маленький предмет, лежащий на земле, и торжественно произнесла: "Славься стихия воздуха!", после чего положила под дерево косточку.
В руке у нее было черное перо ворона - рулевое из хвоста или маховое, из крыла.
И вот, как только она подняла его с земли, все поменялось. Все соблазны мира утратили свою значимость и поблекли вместе с тусклыми красками дня, а перо наоборот выросло в цене просто невероятно.
В тот день Гита и Лота действительно нашли перо. Все еще не веря своим глазам, Лота подула на него, подержала в руках. Она не видела Темного Человека, до некоторых пор в ее жизни не происходило ничего особенного, однако в тот день в конце сентября в Москве они с Гитой нашли вороново гнездо и получили в подарок вороново перо для колдовского ритуала.
* * *
Но не только в увлечении магией был секрет обаяния Гиты. Мир, доступный Гите, коренным образом отличался от мира Лоты. Так парадная в ковровых дорожках отличается от черной лестницы, где можно подвернуть ногу, а при случае и по морде получить. Лотой мать занималась мало, целиком поглощенная построением новой ячейки общества с новым мужем. А потом и вовсе спихнула на бабушку - мать бывшего мужа. Карманных денег у Лоты не водилось. А больше всего на свете она боялась возвращения в Краснодорожный, в пятиэтажную тишину. Гиту же родители осыпали тряпками и деньгами, которые она толком не знала, на что потратить. Там, где у простых смертных висели комковатые шарфы и синтетические шубы, у Гиты красовались канадская дубленка, а заодно и норковый жакет, который она стеснялась надевать. Лота подозревала, что если б не родители, можно было бы выпросить у Гиты и дубленку, и жакет, и еще много чего. На время, поносить. Она же с возвратом. И Гита спокойно бы все отдала. Вот бы все удивились!
Надо заметить, что Гита всеми силами рвалась в Гитландию прочь из роскошного, но обыкновенного дома своих родителей. Лота Гитландию любила, но в доме Гитиных родителей все равно стремилась бывать как можно чаще. Видеть старинные стулья с капризно изогнутыми (а если приглядеться - трагически изломанными) спинками. И диван с подлокотниками, похожими на заплаканные рты, которые не в силах коснуться друг друга.
"Этот дом набит музейными сокровищами, - ворочалось у нее в голове.
– Вот бы проникнуть сюда потихоньку в отсутствии хозяев и как следует порыться! Я бы не взяла ничего такого - я же не вор. Так, пару пустяков: колечко с сапфиром, бриллиантовые сережки. Хотя с другой стороны - кто поверит, что это бриллианты? На Гитиной матери даже дешевая бижутерия будет выглядеть, как фамильная драгоценность, а на мои брильянты никто и не посмотрит! Нет, брать я бы ничего не стала, но всё бы потрогала, подержала в руках".
Вот, но самое-самое главное, раз уж речь так подробно зашла о Гите - королева Гитландии Гита была рисковым человеком. Рисковым, экстремальным - это определение, вспоминала потом Лота, больше других соответствовало ее натуре. Такого рода рисковость - безрассудная и бессмысленная - свойственна двум типам людей: бродягам, которым уже все равно, и золотой молодежи с таким железобетонным тылом, что и бояться нечего и некого. Гита принадлежала ко второму типу, хотя вела себя так, будто принадлежит к первому. И конечно, дело не исчерпывалось таинственными чердаками, грохочущими крышами и покинутыми домами, откуда родители вытаскивали Гиту еще в детстве, как кто-то снимает с дерева убежавшую кошку. Со временем перед ней разверзлись иные бездны, более опасные и заманчивые. Она перепробывала на себе все наркотики и психотропные вещества, которые в то время могли попасться жителям наших географически широт. У нее было поразительное отсутствие инстинкта самосохранения, которое можно было бы считать талантом - то есть само отсутствие скрывало в себе некие потаенные возможности, как нечувствительность к боли делает человека неуязвимым. (Жаль, не каждый талант востребован и находит применение, многие так и остаются под спудом.)
Все детство Гита кочевала из школы в школу. Пребывание в каждой последующей не затягивалось: от соединения Гиты с советской школой рождался уродливый гибрид, который, как злой дух, начинал притягивать в учебное заведение несчастья и отрицательные события. Дисциплина падала. Портреты классиков, провисевшие на стене несколько десятков счастливых лет, тоже с грохотом падали и рассыпались. В обиход входили дерзкие и невиданные ранее моды. Слой косметики на лицах девочек утолщался, что обнажало, впрочем, не возросшую самооценку, а неуверенность в себе и внезапно обнаружившееся желание кому-то что-то доказать. Сквозняки распахивали окна, и те бились, усыпая пол осколками, которые попадали в туфли. И если бы не громоотводы, в одну из Гитиных школ непременно попала бы молния. С течением времени от соединения Гиты и школы у последней медленно, но неуклонно развивалось нечто воде анафилактического шока или, скорее, гнойного воспаления, в результате которого Гита извергалась, как извергается организмом враждебный и не прижившийся орган или инородное тело, и снова временно оказывалась в пустоте. Существовало, конечно, домашнее обучение, но родители - Лота это понимала - не имели энергии и душевных сил решиться на такую отчаянную меру для своего упрямого и строптивого ребенка. Скорее всего, они попросту боялись Гиту. Они боялись остаться один на один с ней и ее взрослением. И после непродолжительных поисков Гита перекочевывала в следующую школу, и так дело дошло до общего с Лотой девятого класса самой заурядной средней школы без какого-либо уклона, куда Лота подалась, переехав в Москву из Краснодорожного.
Стоит ли говорить, что мужиков вокруг Гиты вертелась уйма? Лоту они скорее озадачивали и пугали, а не привлекали. Это была специфическая публика: с гнильцой? с извилистым характером? Однако даже самые замшелые пни и отъявленные проходимцы улавливали в атмосфере Гитландии свежую нотку. Еще в последнем классе всю эту публику оттеснил художник: непризнанный гений. Лота ни разу его не видела. Он жил в подсобке или дворницкой, и подрабатывал дворником или сторожем. Из-за этого гения и началась в жизни Гиты нехорошая полоса.