Догоняя Птицу
Шрифт:
– Чтобы не есть убитых животных, - ответила Лота.
Она действительно часто про это думала, так что говорила правду.
– Ты ведь их не убиваешь, они и так убитые.
– Да, но я участвую в убийстве.
– Правильно. Но собственной ненасытной утробе ты этого не докажешь, ей все равно будет хотеться мяса.
– А ты как начинала?
– Объясняю. Если последишь за собой внимательно день, другой, ничего пока не меняя, то быстро заметишь, что мяса тебе хочется в любую минуту жизни, даже если ты не голодна. Мясоедение пробуждает в человеке низменные инстинкты, и он готов лопать, что попало. То есть, можно сказать, мясоед голоден все время.
Лота
– Правда.
– Конечно, правда. Вот и получается, что с мясом надо завязывать не только из-за гуманизма, а из-за того, что ты таким образом усмиряешь в себе зверя, а человека, настоящего человека в высоком смысле, наоборот, пробуждаешь к жизни.
На девушке была вылинявшая майка с надписью AS/DC, сделанной масляной краской через картонный трафарет. Ее запястье украшал самодельный браслет с колокольчиками - при каждом движении колокольчики позвякивали, но Лота быстро привыкла и не замечала их звона. Девушку звали Лина. Она наковыряла Лоте из котла остатки супа, налила чаю в эмалированную кружку с намалеванным с одного бока сиротским цветком и отломила кусок подсохшего хлеба, вытряхнув из него муравьев.
Про Гиту она ничего не слышала: из-за беспрерывных дождей на их берегу вот уже неделю никто не появлялся.
– С едой у меня сложные отношения, - рассказывала Лина.
– Я всегда представляла ад как пиршественный зал, заваленный жратвой. Не поверишь: всю историю цивилизации я воспринимала исключительно через еду! Завидовала монахам, которые питались облатками для причастия, запивая святой водой. Евреям в пустыне, которые собирали манну. Индийским йогам, которые едят одни фрукты. А римляне тем временем фаршировали утиной печенью поросят и запекали их в туше быка, так я их наоборот, терпеть не могла. А заодно и всю кровожадную античность, медицину, ученых.
Лина взяла баклажку и начала осторожно тонкой струйкой лить воду в миску. Потерла бортики травой и смыла.
– Одиночество? Было дело. Кто согреется рядом с восковой лилией, с сухим и твердым женским кипарисом? Вообще-то, по-своему я была ничего... Представь: прозрачный человек! Однажды мне сказали, что я похожа на инопланетянку Нию. В общем, желающих, как ты понимаешь, не много находилось... Устройство организма целуемого не должно существенно отличаться от устройства целующего, иначе это уже не эротика, а урок патологической физиологии. Кто станет тебя целовать без доброго куска бифштекса внутри? Так что, подумай хорошенько насчет экспериментов с едой!
Лина шмыгнула носом.
– В прошлом году меня приглашали в Нью-Йорк на конференцию сыроедов, а я не поехала.
– Почему?
– Да ну его... Вот мне тут рассказывали про одну тетку, которая вообще отказалась от еды. Не ест, не пьет - питается солнечной энергией и отлично себя чувствует. Живет, понятное дело, в Индии. Так что, осенью обираюсь в Индию.
– Здорово... Сколько же ты весишь?
– Сейчас сорок три кило, но это не предел. Мечтаю превратиться в тонкий звук, напоминающий пение некоторых разновидностей птиц, или мерцание, которое видишь за окном ранним утром, - Лина улыбнулась.
Она подошла к сосне, где был привязан длинный и острый, как стальной стилет, осколок зеркала. Бегло осмотрев себя, оскалила зубы и снова провела пальцами по вискам, словно откидывая длинные распущенные волосы.
– Иди сюда, - позвала она, поманив Лоту за собой.
– Вот пещера, можешь пока оставить вещи.
Внутри пещеры было сухо, прохладно и так просторно, что Лота выпрямилась во весь свой невысокий рост. На потемневших стенах виднелись по-курортному незамысловатые надписи: даты и имена.
– Это мое, - сказала Лина.
Она уселась на синий спальник, взяла флейту и заиграла "Зеленые рукава" с таким отрешенным видом, как будто никого рядом не было. Пока она играла, Лота рассматривала пещеру. Вдоль каменных стен лежали пенопластовые коврики, матрасы, спальники, одеяла и рюкзаки, залатанные пестрыми лоскутами, вышитые бисером и разноцветными нитками. Там и сям виднелись пацифики различных диаметров, но они Лоту не волновали. Все-таки сама по себе голубиная лапка, заслоняющая земной шар, давно и безнадежно забыта, и пацифики представляют собой голые символы, к которым Лота была равнодушна. Сказочные узоры, руны и пестрые заплаты, нашитые на ткань рюкзаков и спальников с разной степенью аккуратности, притягивали ее сильнее. В них чувствовалась близость робкого и призрачного мира, о котором она ничего не знала. Хотелось взять его в руки и рассмотреть, как берешь в магазине вещь, но это было невозможно. Это было послание в виде намека, сообщение, которое читалось едва-едва, в отличие от обычных предметов и явлений, предлагающих себя целиком и даже иногда чересчур навязчиво. Лота знала, что сказала бы Гита, глядя на эти вещи и их хозяев: это соль земли, это и есть жизнь. Возможно, она была бы права. Но тогда непонятно, почему жизнь так радикально отделилась от всего остального, что она должна была бы по идее оживлять? И как существует все остальное в отрыве от жизни?
– Эй, где ты там, - окликнула Лоту Лина, отложив флейту.
– Устраивайся. Здесь, между прочим, можно жить круглый год. Спать можно, если мустангов не боишься.
– Кого?
– переспросила Лота и на всякий случай оглянулась.
Глаза резануло дневным светом.
– Мустанги - это вши, - объяснила Лина, проведя загорелыми пальцами по наголо обритой голове.
– А так все окей. Море рядом. Оно, правда, сейчас холодное. Но ничего, многие купаются. Мустангов потом выведешь керосином. Я тоже вчера плавала, но страшновато, если честно: мышцы сводит. Ребята хлеб покупают, картошку с огородов приносят.
– С огородов?
– Лоте тут же представился колхозный огород с аккуратными грядками, на которых работают длинноволосые коммунары. Как сеятели в Easy Rider.
– Дербанят у местных и притаскивают сюда. Хочешь, поваляйся пока на моем спальнике, отдохни. Устала, небось, с дороги, - простодушно предложила Лина и вышла из пещеры в мягкое послеполуденное сияние.
Почему-то Лоте не хотелось признаваться, что приехала она поездом, а не автостопом, всю дорогу слушала чужие разговоры и смотрела в окно на проносящееся пейзажи.
Глава третья
Киндберг
К вечеру на полянку подтянулись диковинные личности, в которых Лота сразу угадала владельцев живописных вещей. С веревки, натянутой между стволами, свисали мокрые полотенца. В стороне от пещеры рубили дрова - слышались удары топора и треск древесины. Возле входа кто-то спал, завернувшись в рваный спальник. Уголовного вида белобрысый мужик в тельняшке, сидя на бревне, настраивал гитару.