Доисторические и внеисторические религии. История религий
Шрифт:
Умершим неандертальцы сразу же после смерти спешили придать позу сна или еще более неестественную «эмбриональную позу», когда колени касаются живота, ступни – ягодиц, а голова склонена к коленям. Эмбриональная поза трупоположения особенно была распространена среди неандертальцев Переднего Востока – так были похоронены десять человек в пещере Скхул на горе Кармил. Специально отрытые для них могилы были очень малы и имели круглую или овальную форму, что, наверное, должно было символизировать материнскую утробу земли, беременную умершим, призванным родиться к новой жизни.
Эдвин Оливер Джеймс не согласился с такой интерпретацией среднепалеолитических захоронений: «Вряд ли, чтобы такое положение тела, напоминающее положение эмбриона в утробе, придавалось умершему, как то иногда считают, для обеспечения возрождения после смерти. Ведь очень сомнительно, чтобы внутриутробное положение плода было известно в эпоху палеолита. Намного более правдоподобно, что жесткое связывание тела перед его посмертным окоченением должно было помешать духу умершего выходить из могилы, беспокоя живых». [149]
149
Е.
Страх перед умершим, возможно, иногда действительно присутствовал, однако, если мертвого тела боялись, с ним можно было покончить каким-нибудь более простым способом, нежели связывание, причем с приданием определенной, очень характерной позы «эмбриона». А то, что положение ребенка в чреве матери не было известно людям палеолита, не более чем вольное предположение английского ученого: сумма знаний неандертальца об окружающем мире совершенно неизвестна нам.
Примечательно, что неандертальцы не делали различий между взрослыми и детьми, когда хоронили умерших. В Крыму, в гроте Киик-Коба, в 1924 году было найдено Г. А. Бонч-Осмоловским погребение неандертальской женщины примерно 35 лет, рядом с которой с соблюдением всех обрядовых правил был предан земле ребенок 6–8 месяцев. [150] На неандертальском кладбище Ла-Феррасси среди иных могил было найдено и погребение, где был похоронен выкидыш 6–7 месяцев беременности (захоронение № 5). И он, и погребенные в этом же гроте тела детей 2–3 лет оказались снабженными орудиями и оружием, которые они в земной жизни по малолетству не могли еще употреблять. Великолепно изготовленные наконечники копий и скребки были положены по три на их тела. [151] Точного смысла этого обычая мы не понимаем, но, видимо, неандертальцы ожидали, что умершие дети станут взрослыми в ином мире. [152]
150
Г. А. Бонч-Осмоловский. Грот Киик-Коба. М. – Л., 1940.
151
F. M. Bergounioux. Spiritualit'e de l’homme de N'eanderthal // In: G. H. R. von Koenigswald (ed.), Hundert Jahre Neanderthaler 1856–1956. Cologne, Graz, 1958. – P.151–66; J.-L. Heim, Les Squelethes moust'eriens de la Ferrassie // H. Delporte (ed.), Le Grand Abri de la Ferrassie. Paris: Institute de Pal'eontologie Humaine ('Etud.Quat., 7.). – 1984. – P. 249–271.
152
K. J. Narr. Paleolithic religion // ER. Vol. XII. – P. 153.
Очень интересное погребение мальчика 8–9 лет обнаружил на Тянь-Шане в пещере Тешик Таш русский ученый Алексей Окладников в июне 1938 года. [153] Вокруг специально ископанной могилы, в которую в позе сна было положено тело ребенка, были врыты остриями вниз рога горного козла кийка (Capra sibirica), до сих пор являющегося любимым объектом охоты местных жителей. Рога образовали нечто вроде изгороди вокруг могилы. Но разумеется, защитить погребение такая изгородь не могла – оно и было разрыто вскоре пещерной гиеной. Рога вкапывались с иной, религиозной целью. Здесь мы, пожалуй, впервые встречаемся с одним из распространеннейших символов божественного могущества – рога быка, барана или козла в Месопотамии изображались на головных уборах богов, рогами украшались древнейшие царские могилы Египта, в неолитических городах пятого-шестого тысячелетия до Р. Х. рога являлись непременной принадлежностью святилища. Во время Синайской теофании, запечатленной в библейской книге «Исход», Бог повелевает: «И сделай роги на четырех углах его (жертвенника), так чтобы рога выходили из него, и обложи его медью» [Исх. 27, 2]. Более ста тысяч лет назад тянь-шаньские неандертальцы использовали тот же символ, чтобы доступными им скудными средствами выразить мысль о божественном покрове, простертом над умершим, и о том, что закопанному в глубине пещеры у западной стены маленькому тельцу предстоит восстать из мертвых, обретая божественную силу и бессмертие.
153
H. L. Movius. The Mousterian Cave of Teshik-Tash, Southeastern Uzbekistan, Central Asia // American School of Prehistoric Research. Vol. 17. P. 11–71. Н. А. Синельникова, М. А. Гремяцких. Кости скелета ребенка-неандертальца из грота Тешик-Таш. Южный Узбекистан // М. Ф. Нестурх (ред.). Тешик-Таш: палеолитический человек. М., 1949. – С. 123–135; А. П. Окладников. Исследование мустьерской стоянки и погребения неандертальца в гроте Тешик-Таш // М. Ф. Нестурх (ред.). Тешик-Таш: палеолитический человек. М., 1949. – С. 7–85.
В других случаях ту же идею выражали иначе. Например, при погребении взрослого мужчины в Ла Шапелль о Сан (La Chapelle aux Saints, Франция, Центральный Массив) его голова была защищена костными пластинами, тело окружено кусочками яшмы и кварца и посыпано охрой. Сияние, свечение не этого, преданного тлению, но иного, воскресающего тела должны были передать яшма и кварц, охра же, имеющая цвет крови, показать, что умерший жив и кровь еще заструится в нем, побуждая восстать от смерти. Особое внимание к голове в этом погребении вновь заставляет вспомнить заупокойные ритуалы раннего палеолита.
Не всегда, но много чаще, чем это мог позволить простой случай, неандертальцы ориентировали тела своих умерших по странам света, по оси восток – запад, головой к западу. То есть символика умирающего и возрождающегося солнца была известна им. Они, умирая, уходили вместе с солнцем из этого мира, чтобы, подобно солнцу же, в урочное время вновь воссиять на востоке.
Рядом с погребениями часто находят остатки костра. На нем, видимо, приносились заупокойные жертвы, а может быть, пламя должно было стать той дорогой, по которой дух умершего уходил в небо. Предполагать же, как это делают иногда, что погребальные костры неандертальцы жгли, дабы «согреть» остывшее тело из «жалости» к нему, не более чем сентиментальный домысел. Иногда мы можем предположить, что могилы умерших превращались в места повторяющихся поминальных пиршеств. Так, погребение в Ла Шапелль о Сан находится в маленькой, с низким потолком пещере, явно непригодной для жилья большой семьи, но здесь археолог А. Бойсони обнаружил толстый слой золы и кости множества северных оленей, зубров, диких лошадей. Видимо, не единожды на эту могилу приходили соплеменники, пировали на ней, желая сопричаститься силе и мудрости покойного и обеспечить ему лучшую участь в инобытии.
В пещере Шанидар очень сухой горный климат Загроса сохранил примечательный штрих неандертальского погребения (слой Шанидар IV) – на тело умершего мужчины чьей-то заботливой рукой были положены поздние весенние цветы, от которых сохранилось множество зерен пыльцы. Обычай провожать близких «в последний путь» этого мира цветами распространен и у нас, но смысл его крепко забыт. Когда мы дарим цветы милым девушкам, мы подчеркиваем их красоту красотой ирисов или роз, но что подчеркиваем мы, кладя цветы на гроб? Между тем цветы – это прекрасный символ победы жизни над смертью: вот подошла к концу все убивающая зима, жарче стало припекать солнце, и на проталинах альпийских лугов раскрылись первые нежные цветы. Они вышли из черноты земли, в ней перезимовали их клубни, корни и семена, а с первыми лучами весеннего солнца они пробудились и раскрыли прекрасные свои соцветия. Цветы, которые кладем мы на гробы умерших, – это не что иное, как пожелание им воскресения после зимнего сна смерти. Видимо, те же побуждения заставили обитателей Загроса мустьерского времени положить на тело умершего цветы. Цветы эти, кстати говоря, большей частью принадлежали лекарственным растениям, по сей день использующимся горцами в народной медицине. Не означал ли такой выбор, что с цветами соединялся не только символ воскресения, но и образ «врачевства бессмертия»?
Примечательно, что на внутренней стороне известняковой плиты, закрывающей тело трехлетнего ребенка в неандертальском склепе Ла-Ферраси (захоронение № 6), близкие усопшего изобразили букет цветов, окруженный маленькими букетами, собранными по два и по четыре цветка. Климат Загроса в натуральном виде сохранил для нас то, что из Франции дошло только в виде изображения. [154]
«Забота, с которой относились к телам умерших, практически не оставляет места сомнению в том, что погребальные обряды существовали в среднем палеолите, – констатирует Э. О. Джеймс, и продолжает: – Задолго до того, как на сцене появился Homo sapiens, таинственное и волнующее явление смерти привлекло внимание раннего человека и привело к попыткам использовать ритуал для того, чтобы победить ее». [155]
154
К. Валох. Неандертальцы и их современники. Археология. Общий обзор // История человечества. – Т. 1. – М., 2003. – С. 131.
155
Е. О. James. Myth and Ritual… P. 31–33.
Неандертальцы не хоронили своих умерших в каких попало пещерах. Они предпочитали селиться отдельно от «кладбищ», и намного чаще мы находим стоянки без погребений, чем места погребений неандертальцев. Но кроме погребений до нас дошли и иные очень важные свидетельства религиозной жизни человека среднего палеолита.
Медвежий культ в среднем палеолите
В 1917–1923 годах палеонтологи Эмиль Бахлер и Нигг занимались обследованием высокогорной пещеры в восточной части Швейцарских Альп, которую местные жители, обитатели кантона Сент Галлен, называли Драконовой (Drachenloch). Расположенная на высоте 2500 метров над уровнем моря и на 1400 метров над ложем долины речки Тамина, впадающей в Верхний Рейн, пещера эта почти никогда не посещалась, и потому в ней сохранились неповрежденными интереснейшие следы неандертальской культуры. Около ста тысяч лет назад, в сырую и холодную ледниковую эпоху, люди поднимались в Драхенлох значительно чаще, чем теперь. Первому залу, доступному восточным ветрам, они предпочитали второй, куда почти не проникали лучи солнца и пронизывающие ветры с горных вершин. В самом месте перехода из первого зала во второй археологи наткнулись на следы древнего кострища. Второй костер неандертальцы жгли уже в глубине пещеры в специально оборудованном очаге. В культурном слое были найдены каменные орудия мустьерского времени. Но самые интересные открытия ждали ученых в той отдаленной и совершенно темной части пещеры, где без искусственного света нельзя было сделать и двух шагов.
При свете ламп Бахлер и Нигг увидели стенку, сложенную на высоту 80 сантиметров из необработанных известняковых плит, тянущуюся вдоль южной стены пещеры, отстоя от нее сантиметров на сорок. Культурный слой и найденные орудия оставляли мало сомнений в том, что стенка была сделана неандертальцами. Если так, то это – древнейшая постройка из камня, возведенная человеческими руками. Но для чего трудились древние посетители Драхенлоха? Заглянув за стенку, ученые остолбенели от удивления. Все пространство было заполнено аккуратно уложенными костями громадного пещерного медведя (Ursus spelaeus). Здесь были длинные кости конечностей и черепа десятков особей. Но мелких костей – ребер, позвонков, стопы обнаружить не удалось. Утилитарно мыслящие современные европейцы сразу же предположили, что они нашли неандертальский склад медвежьего мяса. Постоянный климат пещеры давал эффект холодильника и позволял сохранять добычу достаточно долго. Однако, рассмотрев находку еще раз, ученые поняли, что о складе мяса речи быть не может. Кости медвежьих конечностей лежали так тесно, что совершенно очевидно – мясо снято было с них заранее. Бахлер и Нигт обнаружили не склад мяса, но хранилище костей пещерного медведя. Черепа были большей частью ориентированы в одном направлении – мордами к выходу, – и у них имелись верхние позвонки, указывая на то, что головы отсекли от тел недавно убитых животных.