Док. Мечты "сбываются…"
Шрифт:
— Что, Прапор, сделала тебя девчонка?! — Леший медленно шёл рядом, довольно улыбаясь в косматую бороду.
— Сам в шоке. На четыре. Нет, Леший, ты представляешь, какая-то соплячка меня — и на четыре!
— Тебя… Она вровень с Аби бьёт, если не дальше пятисот метров, хотя, и дальше тоже не сильно отстаёт, а у него ведь дар, если ты не забыл.
— Да, уж, детки пошли… — усмехнулся Прапор, — один мне всю плешь проел: — «Возьми меня в рейд, пожалуйста, обещаю, честное слово, без разрешения больше никого ни убивать! Честно-честно!», — и смотрит же, гадёныш, такими ангельскими глазами, что так и хочется поверить. А эта: — «Могу попасть в глаз человеку до пятисот метров…». И, главное, смотрит как! Ты видел, как она смотрела?! Вот потому, Леший, я своих детей и не завожу. Они теперь какие-то странные пошли, опаснее мутантов
Леший забулькал басистым смехом.
— Что же ты тогда её заграбастал в свой отряд? Пусть бы у меня и оставалась.
— Ты и так у меня двоих бойцов отжал. Имей совесть! Я её поднатаскаю чуток, дурь лишнюю выветрю, и отличный снайпер получится. Ты, кстати, видал, как она на тренировках Тороса с поста сняла? Не, правильно я её назвал, точно — Рысья! — Прапор оскалился. Его улыбка скорее вызывала страх, чем ответную улыбку, но по-другому этот человек улыбаться не умел. Он вообще редко улыбался.
— С чего это ты решил, что я у тебя бойцов отжал? Никого я не отжимал, они сами попросились. Чего вот от тебя Муха ушёл? — Леший остановился, преградив путь Прапору, и уставился на него, не мигая. Глаза его стали враз серьёзными, жёсткими.
Прапор, дёрнув щекой, опустил глаза в землю.
— Знаю, сам виноват. Из лазарета выплыла информация о его паутине. Ты же знаешь: у нас все суеверные, вот и стали парня сторониться. Кто он теперь? И не человек, и не кваз, и не мутант. Вообще не понятно: кто он и что за сюрприз выкинуть может.
— Нет, Прапор, не знаю. В моей группе суеверных нет. Его приняли, как родного. И ты верно сказал, он непонятно кто и неизвестно на что теперь способен. И во что он превратится, если уйдёт от людей отверженный, обозлённый недоверием и предательством. Как это потом может аукнуться, ты подумал? Вот и Торос ушёл потому, что потерял общий язык с бывшими сослуживцами. Они и на него косо посматривать стали. И Болт из твоих был. — Леший будто очередной костыль вбил в крышку гроба. Прапор заиграл желваками и поменялся цветом лица, сжав кулаки до хруста.
— Так что, ты хорошо подумай, прежде чем тащить к себе девчонку. Наведи порядок. Это я тебе, как другу, советую, а потом и Рысю заберёшь, если она согласится. Я никого держать не собираюсь, но и девчонку портить не дам. Хороший она человечек, чистый. И имя ты ей хорошее дал — Рыся… под стать натуре внутренней, так что, раз крёстный ты ейный, то и в ответе будь. Понял? — Леший улыбнулся, дружески хлопнул товарища по спине. Прапор от удара хекнул, враз сбив дыхание.
— Я понял тебя, Леший. Спасибо. — Чуть закашлялся и повёл плечом. — Всё понял, прав ты, старый, как ни глянь. Да, пусть у тебя живёт, а там видно будет, и с архаровцами своими я тоже разберусь, как только приеду.
Эпилог
— Люди — плохо, Иные — плохо… Кто тогда хорошо? — засомневался Моня.
— Мы! — Разбой задрал вверх переднюю лапу и громоздко плюхнул ею о спину Борзи, намекая тому на очередную авантюру в недавно прогрузившемся кластере. Но туповатый собрат такого тонкого намёка не понял, продолжая и дальше слушать, что говорит более продвинутый собрат Хитрец Моня.
— Ты — глупый! Мы только тут, и нас мало. За чернотой нам не выжить. Иные нас убьют. Мы больше не Иные. Мы другие. Мы умные, как люди. Мы вспомнили прошлое. Мы дружим с людьми, но выглядим, как Иные. Другие люди нас примут за Иных и тоже захотят убить. Но мы — уже не Иные, но и не люди, — заключил Моня.
Умник лежал на полянке, догрызая ногу вкусной коровы, и наблюдал, как спорит его стая. Хорошо, что стая начала спорить на эту тему. Умник давно уже для себя всё решил, но он хотел, чтобы Младшие до этого дошли самостоятельно. Он не любил тупых. Он убил уже много младших, которые плохо обучались. Его стая должна быть умная и сильная, как у Высшего человека. И есть шанс такую стаю создать. Для этого у него было все, ну, или почти все: был разум, были такие соплеменники, как Микроб и Моня, олицетворяющие в себе и ум и хитрость. Рядом с ним были преданные ему существа готовые умереть за него. Все как у людей, кроме предательства. Для такого коварства нужен высший разум, человеческий, а они, хоть, и наделены способностью мыслить, людьми все же не являлись. Умник вздохнул и привстал, опираясь на могучие передние лапы, замерев на секунду в таком положении, помотал
Моня молодец. Он умный и самый хитрый в его стае. Док его так назвал из-за какого-то еврея. Не помню, кто такой еврей. Разбой тоже нравится: умный, сильный, но всегда подбивает других на баловство. То людей напугают, то корову утащат, то сам залезет в тесный дом за котом и там застрянет. Приходится ломать дом, вытаскивать Разбоя. Он очень любит бегать за котами, а Борзя очень любит их есть. Всегда бегает следом. Он вообще очень любит есть. Всё и всегда, и лезет самый первый, боится, что ему не хватит еды. Еды сейчас много, она есть всегда. Поэтому он самый крупный, но немного туповат. Это не минус в полной мере, такие тоже нужны. Туповат — не совсем верное слово, скорее — не совсем зрелый, но это не мешает ему быть исполнительным и верным стае, правил не нарушает и ему можно доверить свою жизнь: сам погибнет, но пока жив, твоей смерти не допустит. Ещё он очень любит Тамару, а Рыся любит Борзю. Они знакомы давно, ещё кода тот был человеком, но Борзя её не помнит. Ничего, время пройдёт и память вернётся. Док сказал, что она всегда возвращается, но не полностью, частями, всплывая обрывками. Это ему поведали призраки погибших иных. Я тоже люблю Тамару, каждый вечер она устраивает нам релакс, странное слово, но приятное. Кожа стала очень грубой, но зудит иногда так сильно, что приходится чесаться об деревья, или об угол дома, но под пластиной брони зудящую шкуру не достать. Это сильно злит, сводит с ума, а Тамара может там почесать. Это она и называет релаксом. Да… — мутант прикрыл свои большие чёрные глаза и мечтательно вздохнул, вспомнив вечерние процедуры. Как на зло, зачесалось под пластиной на левом боку. — Скоро вечер… — стукнул сам себя по беспокоящему месту, — но она больше всех любит Микроба. Тамара его назвала так потому, что он маленький. Много думает и мало ест. Плохо растёт, но умный, самый умный в стае. Иногда даже умнее меня — хороший советник, знает своё место. Он катает Тамару и самых младших из стаи человека на спине. Они зовутся Дети. Детям нравится, Микробу тоже. Микробу нравятся Дети. Маленький — тоже хорошо. Он пока пролазит в тесные дома. Там часто прячутся серые люди. Иногда золотые. Золотых моя стая не ест. Мы зовём дежурных или Дока, они зовут других и забирают золотых людей. Голод больше не мучает так сильно. Это хорошо. Теперь можно больше думать о других вещах, а не только о еде.
— Старший, мы хотим на ту сторону черноты. Мы хотим объединить нашу стаю и стаю Высшего человека. У нас будет одна большая стая. Станем самые сильные. Самые умные. — Микроб переминался с лапы на лапу перед лёжкой Умника.
То, что подошел именно Микроб, Умника не удивило. Мог бы и Моня начать этот разговор, язык бы не отвалился и лапы бы не отсохли, но он бы перестал быть Моней. Ведь неизвестно, как вожак отреагирует. Вдруг что не так? И покатится его голова по земле, да еще, кошмар такой, Разбой спутает голову эту с кошкой…
Станем самыми сильными и умными… так ли? Умник не стал бы главным в стае, если бы не умел подавлять в себе порывы сиюминутности: решил и сразу принял, как единственно верное. Нет, надо все обдумать еще много-много раз, а уж после, с холодной головой действовать. Но и стаю держать в полном бездействии нельзя, нельзя думать за них и не дать им такого права. Он должен принять последнее решение, и кто может помешать ему сделать так, чтобы его стая, не без его помощи, конечно, к этому решению пришла как будто-то самостоятельно? Моня с Микробом всё поймут, те еще шахматисты. Шахматы… хорошая игра. Док научил. А остальным будет приятно думать, что все они равны между собой. Объяснять им, что равенство бывает разным, не стоит. У Рази голова лопнет, или несварение желудка случиться может, если он вдруг попытается понять, что в битве и за обедом все равны, а на совете кто-то чуточку «ровнее».