Док
Шрифт:
— Молодого? А чем тебя старый не устроил?
— Док, ты не обижайся, но мы действительно теперь по разные стороны. Ты — штатский. У тебя работа, дом, возможность забыть весь этот кровавый ад. А мы оседлали экспресс с дорогой в один конец. Нам просто деваться некуда: за мятеж каждому подвешена «вышка», и при аресте в плен брать не станут. Что ты хочешь? Чтобы я сломал тебе жизнь?
Я аккуратно положил маленький револьвер между нами, накрыл его ладонью и горько улыбнулся:
— Ты ошибаешься. Мою жизнь сломали два года назад, когда выдернули умирать за чужие
Мой командир долго разглядывал мое осунувшееся лицо, потом лишь тихо вздохнул, как делал это уже много раз:
— Дурак ты, док… Умные все по корпорациям и прочим теплым местам окопались, а тебя все на приключения тянет… Но куда мы без тебя…
Я убрал оружие, расправил плечи и шепотом отрапортовал:
— Господин подполковник! Старший лейтенант сводной бригады войск специального назначения Макс Убер прибыл для дальнейшего прохождения службы! Жду ваших приказов! И попрошу отметить, что для меня нет чужой стороны, если там вы и ребята. Мы просто не можем быть по разные стороны, господин подполковник! Мы — на одной стороне, всегда!
И мы захохотали в унисон, вытирая слезы, и тыча друг друга кулаками в грудь. Два идиота, заработавших за прошедшее время лишь дыры от пуль и ненависть к врагам. Два жестяных солдатика, не сумевших простить и покаяться за чужие грехи. А за окном медленно набирал силу дождь, смывая с моей души тяжесть одиночества и пьяных бессонных ночей. Я снова встал в строй…
Рожа у таможенника была самая премерзопаскатная. Ему даже форму можно было не надевать, а просто выставиться в окошко — и всем сразу понятно: граница на замке, бравые ребята в бурой форме с яркими гербовыми блямбами на фуражках — бдят! И расценки задраны просто не милосердно. А как иначе — Родина в опасности, год как подавили мятеж хунты, не успели еще в нищих кварталах кое-где военное положение отменить. Поэтому — готовьте кошельки, господа пассажиры…
Засунув нос в мои два ящика, опутанные грудой проводов, офицер аж запрыгал от радости. Похоже, ориентировка о раненных беглецах-инженерах все же добралась до границы раньше нас.
— Что это? — спросил мордастый представитель закона, морща нос от запаха формалина.
— Племянники господина Чифу, — вежливо ответил я, вываливая груду документов из скрипящего дерматиновой кожей чемодана. — У молодых людей очень неудачно прошел отпуск, и теперь родственники хотят их похоронить дома, согласно обычаям.
— Ага, ага… А трубки в покойных вы понапихали только по доброте душевной?
— Моя фирма предоставляет услуги по бальзамированию, — засуетился я, разгребая мятые листочки. — Вот, контракт на доставку, на ретуширование, на соответствие фотографии заказчика, удаление трупных пятен…
— Да, да, конечно… Но я бы сказал, что ваши клиенты просто в коме, а не умерли. И как только пересекут границу, вы накачаете их препаратами и вернете дядюшке живыми и здоровыми, — победно усмехнулся страж границы, небрежно отмахнувшись от макулатуры.
— Какие — здоровые?! Вы что, господин офицер! Если бы я мог оживлять покойников, то давно бы завел собственный бизнес и озолотился! Это — два жмурика, по пьяному делу получившие от патруля очередь в пузо. А растворы нужны, чтобы на жаре запах соседей по чартеру не распугал!.. Да вы сами посмотрите!
Я выцарапал из криво сколоченного ящика гвоздик и стал тыкать им в «груз господина Чифу». Но бдительный таможенник лишь брызгал слюной в мою сторону и орал:
— Фокусник паршивый! Ты им еще пятки поджарь! Под наркозом им можно ноги и руки местами поменять, ничего не почувствуют! А мне потом отвечать, если что! Не пущу!.. Груз на склад до выяснения! Выдача лично родственникам, и лишь после проведения ДНК-экспертизы!
На представление собралась толпа в погонах и без. Полчаса я метался между официальными рожами, махал бумагами и даже огрел кого-то тяжелым чемоданчиком. Выдергивал трубки и заталкивал их обратно, залил тележку вонючим раствором и довел до тошноты начальника смены таможенного поста. Но чем больше я верещал и грозил суровыми карами, тем принципиальнее становились мои мучители. Вердикт был окончательным: тела на склад, до выяснения. Меня пропускали одного, скрипя зубами. Так как я был всего лишь сопровождающим, и документы на выезд были оформлены как положено.
Я подошел к флегматично жевавшему фруктовую «резинку» громиле и развел руками:
— Не пускают. Придется лететь тебе одному, а я в офис, улаживать проблему. Вот билеты, вот купоны на багаж…
Здоровяк недобро покосился на уехавшие вдаль ящики с отбегавшими свое племянниками, потом на мою потную физиономию и протянул:
— Эт чо, я один господину Чифу буду все объяснять?
— Я же говорю, в офис, разберусь и…
— Не, я не понял… Я один, а ты тут отсиживаться? Тебе заплатили за доставку, и чо?… Груз где, придурок? Хочешь, чтобы меня одного там освежевали?! Не, так не пойдет.
И коротко стриженый мужик ловко сгреб меня за воротник рубахи, перехватив в другую руку пачку билетов и квитанций, после чего поволок к регистрационной стойке. Мое нескладное тело волочилось следом, бухая ботинками на стыках плит. Остановившись рядом с миловидной дамой, телохранитель сунул ей бумаги, а сам повернулся ко мне, тряхнув хорошенько еле живого дока:
— Слышь, умник, господину Чифу лично будешь объяснять. Я за тебя отдуваться не стану… А потом, если живой останешься, вернешься и все исправишь… Мне за твои проблемы отвечать не резон…