Доказательство человека. Роман в новеллах
Шрифт:
Он запнулся. Посмотрел на прибор.
– Смерть… Григорий Степанович… у нас получается… естественная, да? Или что… – бормотал ассистент.
– Э-э-э… Ну конечно… – ответил старший после паузы, воткнув еще одну цифру кода. – А от чего еще? От придуманной соседки с поленом, что ли? Естественная. Счастливая. От старости. От остановки сердца…
– В отличие от… – ассистент криво улыбнулся. – Мотоциклиста на прошлой неделе…
Григорий Степанович посмотрел, и ассистент понял, что сказал лишнего.
– Так… далее… Наступила… в силу необратимых процессов старения… Так. Нарушения при выходе из модели… Григорий
– Миша. Не надо писать про нарушения! – сказал старший, повысив голос. – Когда речь о руководителе института и его маме… Хорошо?
Он смотрел на ассистента.
– Конечно, конечно… Я просто…
– Но вообще… – Григорий Степанович наконец-то ввел код и закрыл программу, отключив монитор. – Правила наши никуда не годятся. Давно пора ставить перед советом института вопрос и переписывать. Ну что за бред в инструкции, что пациента из модели нужно выводить при угрозе смерти… Чтобы он не умирал там, внутри! Обязательно выдернуть, и пусть здесь помирает! Но – зачем? Я понимаю – при гипнозе, из него нельзя выводить резко… Но у нас можно! Зачем умирающего извлекать? Пусть там и уходит, в красоте, так сказать, и гармонии.
– Может, какой-то смысл изначально закладывали… – заявил Миша.
– В том-то и дело, что никакого. Формальность. Ты закончил?
– Да! Только пройтись по отметкам таймера…
– Не таймера! Говори правильно. Про таймер вы в курилке болтать будете. А здесь давай выражаться по-научному – временного преобразователя.
– Который вы называете коробкой!
Они рассмеялись и одновременно посмотрели в угол, где высился самый большой шкаф, от которого провода шли по всей лаборатории. На самом его верху в черном матовом контейнере с толстым передним стеклом мягко светился синеватого оттенка куб – центральный процессор виртуальной машины времени. Она и создавала искусственный временной сдвиг в модели, куда погружалось человеческое сознание.
Смех затих. Миша опустил взгляд на бабу Машу, которая подсматривала из-под пленки.
– М-да… Один день как два месяца… – промямлил ассистент и обернулся.
Григорий Степанович стоял на выходе, держал дверь нараспашку, с вопросительной гримасой ожидая Мишу.
В цокольном этаже института пахло столовой, горячей сытной едой.
– Сегодня гороховый?! Счастье-то какое! – Григорий Степанович заметно повеселел и ускорил шаг.
– Ой, да! Он тут обалденный! – воскликнул Миша.
– Ну так вот… – Григорий Степанович продолжил разговор, начатый в лифте. – Диплом ты лучше напиши не о проблемах, как ты говоришь… «этики погружения пациентов» в эти, в «экстремальные виртуальные модели»… Это все, конечно, интересно вам, молодым…
– Ну а как? Вы же сами рассказывали, секс, снафф, сафари, казни…
– Да пожалуйста! Реальность заказывают разную, любые прихоти за деньги клиента… Хоть в эпицентре ядерного взрыва. Как только у нас не умирают… И это, конечно, кажется вам крутым… Но! – Он чуть замедлил шаг, посмотрел на Мишу: – Видел только что «кино» в просмотровых очках? Про бабку, про соседку, огород…
– Видел.
– Ну так вот. Напиши о том, как человек хочет умереть на родном огороде на грядке среди редьки и петрушки да мелиссы вместо
Григорий Степанович постучал указательным пальцем себе по виску, подмигнул, отвернулся, и улыбка тут же слетела с его лица – из-за двери столовой показалась очередь.
– Что? Нет? Не тема? – затараторил он, заметив замешательство ассистента. – Это же самое интересное! Все обалдеют. И все оценят. Нет?
– Да, да… – сказал Миша, чтобы не обижать шефа. – Идея интересная. Надо подумать…
7. День события
Утром выехать из Ядра на дачу, пока не перекрыли центр. До этого сделать и отправить макет, пока не проснулся Герчик. А еще успеть вздремнуть. Сидела, локтями на столе, выдавливая щеки к глазам.
– Не спать! – шепнула громко. – Соберись, Лерка!
Убрала руки, подвигала челюстью туда-сюда.
– Ладно, блин! Ладно! – открыла рот, подняла брови, вытаращила глаза. – Империя доверила мне неотложное дело! Я все успею! Не ссать!
Треснула по пробелу на ноуте – проснулся, разлепил сияющий глаз белого листа. На нем – что-то похожее на иероглиф. Протерла глаза – картинка стала четче. Старинные вензеля эпохи классицизма вернулись в моду. Нет, поспать вряд ли получится. Завитушки и петельки букв выводятся вручную.
Спасибо Гере. Укачала, положила, вырубился, и до утра. Счастливая мать. Даже улыбнулась, но улыбку перебил зевок.
Посмотрела на стену, на которой в последних отсветах заката мерцали рамки многочисленных дипломов, призов и наград. Легким движением пальцев приблизила начатый набросок логотипа, состоящего из двух слов: «День События».
Встал по будильнику ровно в 4:00, хотя отец всегда говорил: не ставь будильник на точное время, всегда накинь пару минут, просыпаться легче. Поднялся и сел, понюхал рукав рубашки, третий день на работе, уже пахнет. Осмотрел обивку дивана, от него тоже запах. Здесь постоянно ночуют умученные стажеры, водители, пьяные. Может, они блюют на этот диван? А я тут сплю, я, Денис Кораблев, старший организатор Комитета ДС при Совете России.
Поднялся на ноги, отряхнул брюки, посмотрел в окно, где в бледно-серой дымке будто парил над землей самый густонаселенный район Ядра – высотного бетонного центра древней столицы. С удовольствием зевнул. Расставил руки в стороны и с протяжным мычанием потянулся. На энергичном выдохе резко бросил руки вниз.
– Подъе-о-о-ом! – крикнул Денис так громко, что у самого челюсть хрустнула. – Работать, челядь!
И уже выходя в дверь, за которой сиял опенспейс Комитета, обернулся и выпалил несколько раз, как футбольную кричалку:
– Пошли! Пошли! Пошли! Пошли!
В темных углах комнаты, освещенной лишь бледным светом окна, началось шевеление, покашливания, приглушенная ругань. С разбросанных по полу матрасов начали подниматься фигуры в белых рубашках.
У кого-то ярким прямоугольником вспыхнул телефон. На экране блокировки уведомление, что сегодня – «День События».
Дима частенько называл себя водилой в пятом поколении, что было отчасти правдой, и этот факт биографии придавал ему сил. Осознание, что всю жизнь работаешь в правительственном спецгараже на узких дорогах закованного в бетон Ядра, позитивному настрою не способствует.