Доказательство чести
Шрифт:
Все это наталкивало на мысль, что у него есть свои люди в системах. Кто? Лукин? Вполне возможно.
Слишком многое теперь было поставлено на карту, пусть и не Антоном. Впереди, на пересечении с Уральской, его ждали еще несколько людей Локомотива. Копаев догадывался об этом.
Сзади его настигали двое — те самые, которые пытались надеть на него наручники в гостинице. Он мог забежать в любой подъезд, начать барабанить в дверь, просить хозяев вызвать полицию. Но какой смысл это делать, если преследователи всего в ста метрах за спиной и контролируют каждый его шаг? Они забегут в тот же подъезд. Если Копаеву повезет, то хозяева вызовут полицию, которая приедет и зафиксирует факт его смерти.
Услышав за спиной топот самого ретивого преследователя, Копаев резко развернулся и вскинул руку. Выстрел разорвал тугую тишину утра на улице Блюхера. Молодой бандит Локомотива вскрикнул от изумления, словно был удивлен наличием у беглеца оружия. Тело его, в которое угодила девятимиллиметровая пуля, откинулось назад. Ноги же, напротив, вырвались вперед и взлетели. Смерть пришла к нему мгновенно. Кусочек металла разворотил позвоночный столб.
Копаев в отчаянии огляделся и увидел высокий дом. Тот стоял метрах в двухстах от пересечения с Уральской. Дверь крайнего подъезда в нем была распахнута настежь, что неудивительно для августовской жары. Крыша его почти соприкасалась с другой. Такой же высокий дом стоял совсем рядом.
Антон бросился к открытой двери. Прохлада обычно заходит в дом снизу. Таковы правила физики, которые соблюдают жители, даже не имеющие представления об этой науке. Наименее терпеливые из них и в банях парятся, стараясь сесть на пол — там прохладнее. Самые могучие лезут на полок — там настоящее пекло.
На Уральской пальбу, конечно, слышали.
Взбегая на этаж, Копаев еще раз обернулся и нажал на спуск. Молодой, лет двадцати, не больше, бандит прогнулся под пулей всем телом и, царапая ногтями окрашенную стену, стал заваливаться назад.
Следующий выстрел опера тоже нашел свою цель. Пуля насквозь пронзила бок еще одного братка. Не задев внутренних органов, она разорвала плоть, выбила из подреберного пространства фонтан крови и с треском ударилась в ступеньку лестничного пролета.
Глядя на щедрый ручей крови, льющийся по лестнице, Копаев откинулся к стене и осмотрелся.
— Сволочь, сдохнешь!.. — донеслось до него.
— Как бы не так, — тяжело дыша, пробормотал Антон.
Он опять увидел цель и нажал на спуск. Неизвестно, кто убирает в этом подъезде и следит за порядком, чья очередь нынче мыть площадку. Но в том, что работы тут будет хоть отбавляй, Копаев был уверен. Пуля вошла в лоб бандита, вышибла из его затылка пригоршню костей и густую липкую жижу. Теперь, когда мозги, разгоряченные погоней, стекали по чисто выбеленной стене, Копаев посмотрел уже не вниз, а наверх, туда, куда ему придется бежать.
Приближаясь к чердачной двери, Антон желал только одного — чтобы дворник этого дома был пьяницей, пройдохой, и ему не было бы никакого дела до предупреждений о действиях террористов. Копаеву жутко не хотелось увидеть на чердачной двери висячий амбарный замок. Но он заметил его, двухфунтовый, изготовленный, наверное, еще в царские времена, и готов был взвыть от бессилия.
Звук шагов по лестнице этажом ниже торопил опера. Он оказался у окна, ведущего на улицу. Ему теперь оставалось лишь попытаться перепрыгнуть пятиметровую пустоту, разделяющую его с козырьком балкона соседнего дома.
Копаев отшатнулся назад, закрыл глаза и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Для разбега у него было что-то около трех метров. Бандиты Локомотива бежали вверх.
Антон оттолкнулся от стены, метнулся к подоконнику…
— Мент! — задыхаясь от ярости, заорал отморозок, вбегающий на площадку этажом ниже, и снизу же, почти не целясь, трижды выстрелил по цели, скользнувшей по стене.
Копаев вцепился в ограждение балкона соседнего дома и рывком затащил себя за бетонную плиту. Две пули тут же вонзились в стену над его головой. Антон почувствовал, как на спину ему посыпались сухие струи песка и цементной пыли. Он поднял ногу, тремя ударами выбил балконную дверь, заполз внутрь, уже там, в квартире, поднялся и понял, что хозяев дома нет.
Люди Локомотива будут у подъезда через три минуты. Он должен успеть.
Стуча туфлями по лестнице, цепляясь за перила лестничных пролетов, чтобы не упасть, Антон выбежал на улицу и, ни на мгновение не останавливаясь, помчался со двора. Только когда появился на улице Уральской, он понял, что сжимает в руке пистолет.
Копаев сунул оружие за ремень, подбежал к стоянке такси и предложил водителю, скучающему за рулем, прокатить его до транспортной прокуратуры. Когда машина тронулась, он оглянулся. Тонированные стекла не позволяли видеть его лицо с улицы, поэтому Антон спокойно наблюдал за тем, как трое братков Локомотива выскочили на Уральскую и крутили головами, пытаясь понять, куда делся беглец. Он сполз с сиденья и закрыл глаза.
— Все было хорошо, пока муж с работы не пришел? — справился водитель.
— Хуже, — выдавил Копаев, растирая локоть, ушибленный при прыжке. — Сидим с приятелем, у нас водка, яичница на сале с зеленым луком, все такое, а тут его теща входит.
— Да, дела!.. — после паузы выдавил таксист.
Виталий Кусков до сих пор не понимал, как относиться к неожиданно полученной свободе. Полицейские в зале суда сняли с него наручники и сказали: «Иди!»
Через несколько дней он осознал опасность, грозящую ему как со стороны тех, кто его выпустил на волю, так и с противоположной, и услышал внутри себя: «Беги! Лети!» В данном случае это означало одно: «Прячься». Локомотив на распутье, и Штука не сомневался в том, какое решение он примет в итоге своих размышлений. Виталька для Яши — лишний говорун, который, может, и не запоет за решеткой, но обязательно выставит его на позор по ту сторону клетки.
Яша ошибся, в его действиях не было умысла. Но братва будет рассматривать факт ареста Кускова как однозначную подставу. Никто не заставлял Локомотива связываться с тупыми копами. Вина его заключается не в том, что копы подкинули автомат в багажник Виталькиной машины, а в том, что он не додумал, когда отправлял на работу двоих глупцов. Штука здраво поразмыслил и понял, что лучшим выходом для Локомотива будет тот вариант, когда он, Виталька, замолчит навсегда.
Ничего другого, собственно, в голову Штуки прийти и не могло. По той простой причине, что при тех же обстоятельствах он сам прежде всего помазал бы зеленкой лоб Локомотива. Но прятаться вечно нельзя. Тем более в Екатеринбурге, где тебя знает каждый второй. Если не хочешь, чтобы тебя нашли, ищи сам.
Ко всем имеющимся проблемам добавилась еще одна. Поразмыслив и произведя собственное, совершенно независимое расследование, которое закончилось коротким мордобоем носителей информации, Штука понял, что Яшка подсуропил ему снова. Подбрасывание паленого ствола можно было хоть как-то оправдать, но вот подстава следователя Пермякова пониманию никак не поддавалась.
Получалось так, что друзья Кускова, по его просьбе или нет — не важно, скосили комитетского следака, успешно для Витальки расследовавшего его дело. Если у Пермякова есть прикрытие наверху, то вскоре эта тема всплывет, справедливость, как обычно бывает в таких случаях, восторжествует. Взоры всех обладателей погон с синими просветами обратятся куда? Правильно, ошибиться тут невозможно. То, что его освободили из-под стражи, ровным счетом ничего не значит.