Доклад Генпрокурору
Шрифт:
Вообще, наблюдая за этими двумя людьми, Кряжин сразу уяснил для себя две вещи. Первое: меж ними отсутствуют разногласия вплоть до бытового уровня. Скажи С.М. К.К. : «Чай сегодня будем пить цейлонский, а не индийский!» – и К.К. направится искать индийский чай, на котором непременно должно быть написано: «цейлонский». Второе: верховодит здесь Каргалин. И портреты наверняка он велел расставить и указал – куда именно, и за цветами посылал, советуя, какие взять, чтобы они соответствовали моменту.
– Понимаете ли, в чем дело...
Иван Дмитриевич, вскормленный русской литературой и сам владеющий мастерством вести разговоры с вывертом, был уверен: когда разговор с тобой начинают с общепринятого среди политиков и других категорий неоткровенных граждан идиоматического оборота «понимаете ли», можно быть уверенным в том, что тебя считают за полного придурка или хотят развести на полную катушку, как лоха. Именно по этой причине Кряжин мгновенно натянул на лицо маску имбецила и наклонил набок голову. Так больше наговорят.
– Связь с регионами – труднейшее направление в деятельности политических движений...
Кряжин кивнул, и пепел упал на столешницу. Стараясь уместиться в паузу, которую ему специально для этого выделил Сергей Мартемьянович, следователь по особо важным смахнул пепел в руку и ссыпал в пепельницу.
– В связи с постоянной телевизионной агрессией правительственных каналов, пышущих ложью и откровенными призывами к гражданам лечь под власть, необходимо постоянно информировать электорат о действительном положении вещей. О направлениях политики блока «Отчизна», которому отдали свои голоса более шести процентов граждан, об исполнении наказов, о грабительских, захватнических, по отношению к селу, устремлениях действующего кабинета министров...
– Я не понял, – поморщился Кряжин. – Вы – аграрии?
Вероятно, «важняк» с мятым лицом из Генпрокуратуры был не единственным, кто задавал подобный вопрос, потому как Сергей Мартемьянович ответил сразу и без раздумий:
– Каждый, кто заботится о народе, людях, населении, будь он аграрием или либерал-демократом, будет заботиться о земле и селе. Это истоки нашей независимости. Вы знаете, сколько курей мы ежегодно закупаем в Америке?
О «курях» Кряжин знать не хотел, он только что убедился в том, что блок «Отчизна» – маленький агрегат, искусственно вживленный властью в организм оппозиционных сил Государственной думы. Власть преуспела и здесь. Образуется группа людей, именуется блоком, наделяется необходимым количеством голосов на выборах и, как искусственная почка, вживляется в противоборствующую оппозицию. Кряжин знал давно: количество закупаемых в США кур, общий размер суммы, на которую опустили ваучерами население, количество умирающих за год людей по сравнению с тринадцатым годом – это азы школы ликбеза для политиков, созданных, как клоны, для проведения развальных мероприятий внутри стана врага.
Вы знаете, сколько курей (курей! – чтоб я сдох! – подумал Кряжин) мы ежегодно закупаем в Америке?
А вы знаете, сопредседатель, что народ, люди и население – это одно и то же, и такое количественное упоминание одного и того же понятия используется лишь теми политиками, которые не отвечают за свои слова? Бесполезная оттяжка времени перед смертью в надежде на то, что если повторять одно и то же в разных формах, то на третий раз кто-то все-таки поверит.
– Я так и не понял, чем занимался Оресьев, – делая вид, что разочарован собственной бестолковостью, тихо произнес Кряжин.
А Каргалин сделал вид (и К.К. Рылин его в этом поддержал), что слишком человечен и политически терпелив для того, чтобы выражать отрицательные эмоции. Даже в этот тяжелый для блока период. Он сделал вид, что привык общаться с такими тугодумами. И объяснять по нескольку раз – его обязанность как депутата. Такой уж у нас электорат, мол, подмороженный. Но он наш, и мы его не предадим (не бросим, не кинем).
– Понимаете ли, в чем дело. Работа с руководителями в субъектах Федерации, поддержка политического течения, на которое они опираются, – важный момент в деятельности любой партии. Работа на местах, если вам угодно. Человек, занимающийся установкой и поддержанием таких связей, должен обладать достаточной выдержкой, интеллектом, работоспособностью и мобильностью. Таким был Павел Федорович. Находить контакт с людьми любого ранга он умел сразу, по всей видимости, от него исходило некое обаяние, если хотите. Не буду скрывать, я понимаю, с кем сейчас разговариваю, – на лице главного сопредседателя появилась печать достоинства. – Тем не менее скажу то, что знают все, но сказать не решаются. От помощи из регионов зависит будущее и настоящее каждой партии. Этими вопросами также заведовал покойный Павел Федорович.
«Политическое течение», – почему-то из пламенной речи Каргалина Кряжин выделил именно это. – «Именно т е ч е н и е, а не движение, он правильно сказал, не ошибся».
Следователь уже не слушал Каргалина, тот был ему неинтересен. Говорит длинно, громко, хотя кажется – стонет, и все больше – жвачка. Понятно, что разговорить его можно будет лишь одним способом – обычным для любой прокуратуры. А пока этот, с позволения сказать, сопредседатель, будет вешать лапшу до бесконечности. Спроси его сейчас о конкретных контактах Оресьева, тот снова втянет во впалую грудь воздуха на пять воздушных шариков и начнет мести языком до полного истощения. Школа... Регионы, субъекты Федерации, село...
Кряжин вдруг выдернул из папки лист бумаги и положил перед Каргалиным.
– Характеристику на Павла Федоровича.
– На мертвого? – изумился тот.
– В смысле – о нем либо хорошо, либо ничего? – не меньше собеседника удивился Иван Дмитриевич. – Но вы же только что говорили, что он будет жив в ваших сердцах вечно? Я слышал, когда заходил!
Каргалин медленно, словно делал выбор – писать или перед этим кому-нибудь позвонить, – подтянул лист к себе. Кряжин между тем сцепил пальцы и с едва заметным прищуром посмотрел на Сергея Мартемьяновича.
– Меня в данный момент не интересует, как он относился к спорту, алкоголю и сколько воспитывал детей. Перечислите, пожалуйста, конкретные направления его работы, конкретные дела и как он себя в этом зарекомендовал.
Каргалин был на десяток лет постарше, а потому самому себе казался на десяток лет умнее.
– Вы поймите, сейчас так сложно прийти в себя. Я не могу все вспомнить в минуту, когда в соседней комнате стоит гроб Павла... Дайте время до завтра, я успокоюсь и все напишу. Опять же, документы поднять нужно, а тут теряешься от одной мысли о том, как объяснить людям на местах, что депутата убили...
– Я объясню людям, – пообещал Кряжин. Играть роль дубоватого служаки он решил до конца. – Все объясню. Но вы меня тоже поймите – сроки следствия идут, не до условностей. Тут от одной мысли теряешься, что горячие следы стынут, а преступник гуляет на свободе... Значит, связь с селом, говорите?
Каргалин, поняв, что с дураком разговаривать бесполезно, подтянул к себе лист и вынул из кармана перо. Не успел он опустить его острие на бумагу, как был вынужден вздрогнуть – «важняк» из Генпрокуратуры хлопнул себя по лбу и пробормотал: