Доктор 4
Шрифт:
Бросаю частоту покоя, и в течение минуты ребёнок засыпает.
— Ну вот, — говорю шёпотом. — Просто у неё непривычные ощущения, она их немного боялась. До утра должна спать, потому что где-то даже перекормлена. Только памперс чистый одеть.
— Да, я её весь вечер кормила, — кивает Марина. — Не зная, как ещё успокоить.
Когда отъезжаем от дома Бахтина в сторону консульства Эмиратов, задаю Бахтину вопрос, который вертится на языке с того самого момента, как я сел
— Олег Николаевич, а чего вы так взвинчены? Раньше вас таким не видел. Что у вас на работе за аврал, если не секрет? Конец года? — шучу.
— Что, так заметно? — хмуро говорит Бахтин.
— Лично мне очень.
— Два руководителя параллельно это всегда плохо. А уж два высших руководителя в параллель… Один курс исключает другой, — ещё больше хмурится Бахтин. — Два человека одновременно командуют, отменяя команды друг друга. Только это как раз секрет, и я тебе этого не говорил.
К консульству Эмиратов подъезжаем в полной тишине.
Бахтин показывает полицейскому у входа удостоверение, кивает на меня и со словами «это со мной» проходит в ворота.
Входная дверь в само консульство закрыта, но как только Бахтин протягивает руку к звонку, что-то щёлкает и дверь автоматически открывается. А чей-то голос через динамик просит нас войти внутрь.
— Здравствуйте, я заместитель консула, — улыбается молодой араб, встречающий нас прямо в холле, сидя с планшетом за одним из столов. — Спасибо, что подъехали так быстро.
— А вы хорошо говорите по-русски, — удивляется Бахтин, доставая из папки какую-то бумагу и протягивая её арабу. — Вот, это сегодня на нас пришло от вас. Я начальник четвёртой службы Генеральной Прокуратуры, вот мои документы.
— У меня мама русская, — араб улыбается ещё шире. — И русский мой родной язык…
Подписание документов занимает около двух часов.
Вначале араб достаёт какие-то бумаги по-арабски, на что Бахтин возражает: ничего, что мы не понимаем, мы подписывать не будем.
Араб полчаса дозванивается кому-то по телефону, после чего пускает на принтер и протягивает нам английский текст. Который я на ходу перевожу Бахтину.
— Здорово, но мне нужен перевод на русский, под которым подпишемся мы с вами, — Бахтин неприязненно смотрит на араба. — Объяснять почему?
— Вообще-то, у нас вопрос не к вашей службе, а к конкретному гражданину вашей страны, — араб вежливо кивает в мою сторону.
— Ну и решали бы с ним без нас, — парирует Бахтин. — Зачем-то же переслали на Генпрокуратуру? К чему такая спешка? Давайте тогда не будем гнать сроки, если вы в надлежащем формате работать не готовы…
Араб принимается двумя пальцами набивать русский перевод. Видя его мучения, отодвигаю его и за двадцать минут набираю всё по-русски, слева размещая уже открытый английский вариант текста.
— Вот, — тянусь к принтеру и через минуту подаю по одному документу Бахтину и арабу.
— Будьте добры, мне нужны ваши документы, — без доли смущения обращается Бахтин к арабу. — Я обязан удостоверить личность подписанта с вашей стороны.
Араб с удивлением смотрит на Бахтина, после чего через две минуты приносит паспорт в красной обложке.
— Вопросов больше не имею, — бормочет Бахтин, фотографируя документы араба и сверяясь с указанными в распечатанном документе данными. — Теперь подписываем.
— Ну что, тебя домой? — спрашивает Бахтин в машине, бережно спрятав бумаги в папку.
— Да, а куда ещё…
Глава 6
— Олег Николаевич, не сочтите за план и руководство к действиям, — спрашиваю молчащего Бахтина по пути домой, — но если бы этот сценарий развернулся именно так… Какой бы прогноз на развитие событий сделали лично вы?
— Ты сейчас о чём? — встряхивается через две секунды после моего вопроса Бахтин, и я понимаю, что он всё это время меня особо не слушал.
— Начинаю я исследования у нас в стране, — терпеливо повторяю всю фабулу своего вопроса. — На каком-то этапе, даём результат. Результат оказывается настолько интересным, что в мире интерес к нему, в узкой имплантационной теме сердечных клапанов, скачкообразно растёт; а мы сами становимся известными и неплохо зарабатывающими. На среднемировом уровне.
— И в чём затык? — переспрашивает Бахтин, а я понимаю, что он прослушал и преамбулу.
— Затык в том, что Котлинский искренне считает, что начальство вашего начальства тут же прибудет у нас это всё реквизировать. Ваш прогноз?
— Дай сообразить. — Видно, что Бахтин поглощён чем-то своим и меня начинают терзать подозрения, что я его сейчас просто напрасно тереблю. — Недосып, Саня. Сейчас… Ну, Котлинский, может, местами и прав. Но тут нельзя так прямо что-то твёрдо утверждать. — Наконец "включается" Бахтин. — Начать с того, что именно начальству моего начальства это уже точно не интересно: ему сейчас настолько невесело, с точки зрения здоровья и политики, что львы бабочкам не страшны… А слон не ловит мух.
— Котлинский опасается родственников.
— Родственники… Б. не считаем, его сожрут сразу, как только… — Бахтин бормочет сам себе под нос, попутно саркастически крестится на икону, закреплённую у него на приборной панели. — Остаётся кто? Это я сам себе…
Далее Бахтин ещё пару минут бормочет что-то неразборчивое сам под нос, складывая вслух какие-то известные только ему фрагменты в единый массив. После чего оживает в мой адрес:
— А ты ж с арабами дружишь? С дубайцами у тебя как?