Доктор Ахтин. Жертвоприношения
Шрифт:
Ильюшенков с Артемом переглянулись и ничего не сказали.
Капитан перешел к книжной полке и стал внимательно просматривать всё, что там было. А эксперт вернулся к осмотру помещения.
— Может, вы мне скажете, что случилось с моим сыном? — снова спросила мать, которая стала подозрительно смотреть на мужчин.
Артем, словно он ничего не слышит, стал что-то деловито фотографировать. А капитан, как ни в чем не бывало, взяв стопку бумажек, лежащих на полке, спросил:
— Семен хорошо учится?
— Да, он один из лучших студентов на курсе, —
Капитан кивнул и, внимательно глядя на бумажки, стал откладывать их на стол. Женщина снова что-то спросила, но он не услышал, потому что очередная бумажка заставила его замереть.
Половинка листа формата А4. Вверху крупными буквами напечатано «УЧЕНИЧЕСКАЯ СПРАВКА». Ниже шариковой ручкой вписаны фамилия, имя, отчество и год рождения убитого парня. Затем даты, когда парень болел, а ниже подписи и печати. Именно врачебная печать заставила капитана Ильюшенкова забыть на некоторое время, где он находится и что делает.
В центре печати слово «ВРАЧ» и по кругу «АХТИН МИХАИЛ БОРИСОВИЧ».
— Артем, — тихо позвал капитан, — посмотри и скажи, что мне это не сниться.
Эксперт заглянул сбоку. Чуть не поперхнулся слюной от неожиданности. И сказал:
— Господи, быть не может. На даты посмотрите. Конец апреля этого года. Он всё время был здесь, в городе.
— Кто был? — неожиданно вклинилась в разговор женщина.
Капитан посмотрел на мать Семена и спросил:
— Ваш сын в апреле болел?
— Не знаю, вроде нет. Во всяком случае, когда я в последний раз звонила, он ничего не говорил.
— А когда вы в последний раз звонили?
Женщина посмотрела на потолок и ответила:
— Наверное, в мае. Да, точно, в середине мая.
Капитан вздохнул и посмотрел на Артема, который пристально изучал ученическую справку.
— Я знаю, где эта поликлиника, — сказал он, — мы можем прямо сейчас поехать туда и найти его.
Я допиваю кофе и вижу, что Мария мне верит. Она пытается понять меня, но в борьбе профессионала и женщины побеждает последняя. Она хочет найти мне оправдание, и принимает мои слова еще и потому, что большая часть в них — правда. Я просто не всё говорю, опуская те части моей жизни, которые знать не надо. Ни ей, и ни кому.
Свет фонарей во тьме только для меня.
Я сам протаптываю тропу своей жизни.
Мария смотрит на меня и спрашивает:
— Ты помнишь Вилентьева?
— Капитан, который шел по моему следу, — улыбаюсь я, как ни в чем не бывало.
— Уже давно майор, — кивнула Мария, — примерно, дней десять назад его ударили ножом в живот. Сейчас он в коме в реанимации.
Она снова пристально смотрит прямо мне в глаза. Она хочет увидеть в них ответ. И я отвечаю:
— И что, преступника не нашли?
— Нет, — Мария не видит в моих глазах того, чего боится и все равно спрашивает, — надеюсь, что это не ты сделал?
Я отрицательно качаю головой. Мне почти нечего скрывать, потому что Вилентьева ранил Семен Александров. Может быть, его скоро найдут. И, подумав об этом, я говорю:
— Ни тогда, ни теперь мне нет, и не было дела до Вилентьева. Он делает свою работу. Так же, как это будет делать другой следователь, который получит дела Вилентьева.
Я встаю и подхожу к открытому окну. Скоро полдень. Солнце почти в зените и оно обжигает глаза. Дети снова играют в футбол. Под липами мужики играют в домино. Двор живет своей независимой жизнью, словно за его пределами ничего не происходит. Словно эта обособленная реальность будет существовать всегда, вне зависимости от катаклизмов и вселенских катастроф.
— Ты ведь не будешь больше убивать? — слышу я голос Марии.
Я должен ответить так, чтобы она поверила. И я говорю:
— Нет, ритуальных убийств больше не будет. Как я теперь понимаю, эти смерти никому не нужны. Богиня там, где должна быть, а я здесь. И мой путь продолжается. Как бы мне не хотелось оказаться в Тростниковых Полях, но еще рано.
— И что ты собираешься делать?
Мария задала вопрос, ответ на который она боится получить. Она опасается, что я снова уйду и больше не вернусь. И эта ночь останется в её памяти всего лишь чудесным сном.
И она права в своих опасениях.
Повернувшись к ней, я говорю:
— Буду жить дальше.
Я улыбаюсь. Открыто и доброжелательно. Пытаясь ничем не выдать свою ложь, я смотрю прямо в её глаза.
— Да, мне придется постоянно прятаться. Я буду жить под другим именем, и даже, возможно, в другой стране. Ахтин Михаил Борисович исчезнет. Время умирать, и время рождаться.
Мария улыбается в ответ. И я вижу в её глазах немой вопрос.
И я отвечаю ей.
Я говорю то, что она хочет услышать.
Почему бы и нет. Я ведь врач. Как бы смешно это не звучало, но я давал клятву Гиппократа, я обещал помогать людям. И сейчас я пытаюсь облегчить страдания влюбленной в меня женщины.
Мария Давидовна слушала Ахтина и верила ему. Верила глазам, хотя разум говорил ей, что слова обманчивы. Но голос разума был еле слышен. Легкий шепот, на который можно не обратить внимание.
Издалека и еле слышно.
Время умирать, и время рождаться.
Она подумала о том, что Ахтин говорит про себя, словно в его жизни никого больше нет. Он собирается жить дальше так, словно в его жизни её больше нет, и не будет. Он исчезнет, став другим, а она останется здесь, в своей квартире, и всё вернется на круги своя.
Одиночество и воспоминания.
Вот и всё, что ей останется. Он уйдет, исчезнет, растворится среди людей, а она будет дальше нести свой крест.
Слезы и сновидения.
Разве она заслуживает этого?!
Она не произносит ни слова, но видит, что Ахтин понял её немой вопрос. Она смотрит в его глаза и видит ответ. Она не верит ему, потому что этого не может быть.
— Я боюсь даже предложить тебе это.
Он говорит, и Мария слышит в его словах песню. Мелодия, которую она готова слушать вечно.