Доктор Ахтин
Шрифт:
— Если законодательно поставят эвтаназию на поток, то это уже будут не казуистические случаи, а реальные люди. Пусть их будет немного, но каждый раз вводя смертельную дозу лекарства, мы будем думать о непредсказуемости жизни. И, убивая этого пациента, не будем ли мы прокляты?
Лариса говорила негромко, внешне выглядела спокойно, но я видел, что она читала об эвтаназии и думала над этой темой. Лариса уже давно имела свое осознанное мнение по данному вопросу. А вот Вера Александровна никогда не думала ни о чем подобном, просто именно сегодня пациент из её палаты попросил избавить его от боли. Она увидела его глаза,
— Высокомудрые мои, — говорю я вычурно, — вы обе правы, и ваш спор не имеет смысла. В нашей стране сейчас смертельно больной человек имеет право хотеть умереть, а врач не имеет право выполнить последнюю волю пациента. Если же закон об эвтаназии когда-нибудь будет принят, то это вовсе не означает, что врач будет обязан выполнить желание пациента. И главное — избавляя от боли умирающего человека, не посягаем ли мы на святое? И если уж мы говорим о жизни и смерти, то, что мы знаем об этом? Может, предсмертная боль дана человеку, чтобы он понял то, о чем всю жизнь не задумывался, а тот, кто умирает быстро и безболезненно, осознал истинность жизни давным-давно, и не нуждается в этом?
— Вы о роли Бога в жизни и смерти? — спрашивает Вера Александровна. — Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Я о человеческой душе, — говорю я и, чуть помолчав, продолжаю, — может, это необходимо для душевного равновесия человека, может, в этом истина. В конце концов, что мы знаем о смерти, кроме того, что мы изучали на патологической анатомии?
— Вы что-то не о том, Миша, — скривив губы, говорит Вера Александровна.
Я пожал плечами и отвернулся.
Каким бы образом человек не умер, живые никогда не узнают, какая последняя мысль возникает в его сознании. Я знаю, что боль нужна для того, чтобы счастливым покинуть этот мир.
13
Человек может умереть сам от болезни или старости. Человека можно убить — быстро и безболезненно, или долго и мучительно. В любом случае это будет всего лишь разрушение внешней оболочки. Тело человека погибнет, а личность и жизненная сила канут в вечность, никоим образом, не послужив Богу.
Тень покинет человека, имя сотрется из памяти, птица взлетит к горизонту, тело сгниет в земле.
«Ах» для неба, труп для земли.
Чтобы этого не случилось, необходим ритуал сохранения тела. Тогда двойник человека или Бога будет жить вечно в загробном мире. Так думали древние египтяне, создавая мумии и воздвигая пирамиды. И так я обставляю свои жертвоприношения, потому что уверен в том, что Богиня ждет меня в Тростниковых Полях.
Я верю в это, и поэтому «кА» Богини пребывает со мной все эти долгие безумные годы. Её тело пребывает в сохранности в месте, которое я лично создал.
Её имя хранится в моей памяти.
Её тень живет в каждом движении моих рисунков.
Её лик я вижу всегда, куда бы ни упал мой взгляд.
Жертвы, которые я приношу своей Богине, послужат ей, приближая меня к Тростниковым Полям, где мы снова встретимся.
В этом мире теней после моих жертвоприношений становится чуть темнее, что так прекрасно для меня. Во тьме больше шансов почувствовать её рядом, — тепло руки и тихий голос. И чем больше я принесу жертв, тем ближе я буду в своих бессонных ночных видениях к ней. И придет момент, когда не будет необходимости
После того, как Она ушла от меня, я не сразу понял свое предназначение. Мне потребовался год, чтобы осознать. Мутный для моего сознания год, когда дни становились мукой, а ночи — бесконечными бессонными мыслями.
Целый год, чтобы осознать.
И принять.
Но зато, когда осознание пришло, все встало на свои места. Появился смысл в жизни, и тени вокруг меня стали объектом моего пристального внимания. Я начал искать будущих жертв, потому что не каждая человеческая тень подходила на эту роль. А уж если быть совсем точным, на роль будущих жертв походили единичные тени. Найти их стало в некотором роде проблемой.
Но — ищущий обязательно обретёт.
Сейчас через три года, я с некоторой ностальгией вспоминаю первые шаги на моем длинном пути. Первые шесть жертв я убил в один день в одном месте и без каких-либо затруднений, хотя получилось не так, как я хотел.
И тогда же я испытал священный трепет, привнесенный в меня силою «кА» жертвенных агнцев. Я смотрел в стекленеющие глаза умирающих теней, и в моем организме происходили странно-приятные изменения, словно он плавился от неописуемого счастья.
Потом в прошлом году еще шесть жертв. Я готовился и убивал, собирая личности. Каждое убийство, как еще один маленький шажок вверх по лестнице, а там наверху меня ждет величайшая из Богов — ставшая небом, она пребывает в ожидании меня.
У меня все получилось, пусть даже сейчас я понимаю, что не сделал всего необходимого для сохранения «кА» жертв.
Я жив, здоров и в этом году принесу очередные жертвы, получая взамен почти постоянное присутствие рядом со мной Божественной сущности.
Я сижу в полумраке комнаты и под одобрительными взглядами Богини, чьи лики смотрят на меня со стены, вырезаю ножом буквы «кА» на деревянной рукоятке ножа. Еще несколько ножей лежат в столе, — их время тоже придет.
Я забираю стальным ножом жизненную силу у человека.
Я извлекаю глазные яблоки жертв, которые суть неразрушимая форма жизни, содержащая информацию.
Одноразовым скальпелем я рассекаю кожу в определенном порядке, создавая иллюзию того, что убийца психически болен. Именно так тени, идущие по моему следу, подумают, и в поисках серийного убийцы-маньяка пойдут не в том направлении. Я же, сделав своё дело, снова стану невидимкой среди теней.
Ибо в последние годы я не вижу среди людей Бога.
Только безликие тени, хаотично бредущие в неизвестность.
14
Капитан Вилентьев снова перебирал фотографии. Теперь уже три комплекта снимков. К двум первым наркоманам прибавился «сынок». Симпатичный юноша со слегка накачанным телом и аккуратной стрижкой. Из той части золотой молодежи, что уверены в своем будущем: папа пристроит и обеспечит. Мальчик-мажор, о котором поет Шевчук.