Доктор Ахтин
Шрифт:
Иван Викторович мысленно проговорил это слово несколько раз, и, решив, что оно ему нравится, понял, как назовет убийцу.
— Держите меня в курсе ваших розысков и умозаключений, Мария Давидовна, — сказал он, широко улыбнувшись, и встал.
Мария Давидовна Гринберг кивнула и снова уткнулась в книгу.
Капитан Вилентьев улыбался, когда шел обратно в свой кабинет. Впереди была долгая совместная работа с приятной женщиной, и это настраивало его на благодушный лад. Все-таки хорошо, когда рядом есть женщина, на которую хочется смотреть!
15
Окно моей квартиры на первом этаже
Эти воспоминания всегда со мной.
Когда я во второй раз зашел в палату, она лежала и смотрела на капельницу, из которой монотонно капающая жидкость вливала в организм жизнь. Я сел на стул рядом с кроватью, и мы впервые посмотрели в глаза друг другу так близко — на расстоянии вытянутой руки. Мне нельзя молчать, — я доктор, и пришел в палату, где, кроме неё, было еще три пациентки, по делу. Задавая банальные вопросы об жалобах и уточная анамнез, я глазами говорил ей, что понимаю боль, с которой она живет последние недели. И что я сделаю все, чтобы помочь ей.
Она отвечала на мои вопросы тихим голосом, а глаза улыбались — она хотела верить мне, да и жажда жизни всё еще была с ней.
Жидкость во флаконе закончилась, медсестра убрала капельницу, я задал все интересующие меня вопросы и — все не мог уйти из палаты. Выяснив все, что нужно, я просто сидел и смотрел в живые глаза.
Именно тогда я понял, что не ошибся при первой встрече. Это мое счастье и мой крест.
Я вытащил её из этой бездны, избавив от боли, диареи и обезвоживания. Но эффект был временный, потому что я не мог излечить от вирусной инфекции. Она поступила в больницу, еще не зная, что инфицирована вирусом иммунодефицита. Она еще верила, что её желудочно-кишечные расстройства преходящи, а я в первый же день знал причину болезни.
Потом, когда пришли результаты анализов, и произошел небольшой переполох в отделении, — как же, все от санитарки до заведующего отделением рисковали своим здоровьем, да что там, своей убогой жизнью. Я перед выпиской поговорил с ней, объяснив причину болезни и рассказав, что будет впереди. Я смотрел на слезы, что текли из глаз, и говорил те слова, которые она пока не слышала. Но я терпелив — успокоившись, она услышала меня.
Она говорила о том, что ей трудно поверить в то, что я смогу это сделать. Она знает, что такое СПИД, и прекрасно понимает, что вылечить его невозможно. В глазах жажда жизни сменилась на обреченность приближающейся смерти, — недавно живые глаза вдруг умерли.
Я снова повторил свои слова, стараясь быть очень убедительным. Я рассказывал о том, что уже делал — кого и с какими заболеваниями вылечил. Я улыбался, ободряя её, и — чуда не произошло. Она мне не поверила, но — согласилась попробовать. Она сказала, что будет рада хотя бы тому, что я не дам вернуться боли, добавив в конце, что явно я еще никого не вылечил от СПИДа.
Тут она была права. Я не мог своими руками создать противовирусный эффект.
После выписки я увез её к себе домой. И наступили те месяцы счастья, которые я сейчас вспоминаю с тоской. С утра я не мог уйти из дома, вечером спешил домой, проводя на работе необходимый минимум. Я практически не обращал внимания на больных, совершенно не используя свою силу для лечения, — мне
Я не заметил, когда она перестала относиться ко мне, как к доктору. Просто в одну из ночей она пришла ко мне и осталась до утра. В ту ночь ничего не было — я согревал её своим телом, и, когда она уснула, слушал дыхание спящей женщины.
Я лечил её. Практически постоянно. Справившись с желудочно-кишечными расстройствами, я ждал значительного улучшения, — и оно было. Она стала хорошо кушать, окрепла телом и душой, но — пневмония с высокой температурой, сильным кашлем и кровавой мокротой свела на «нет» все мои усилия. Я использовал как свою силу, так и традиционные методы лечения, и через месяц избавил её от кашля. Чтобы через неделю увидеть белый налет на слизистой рта. Она снова не могла принимать пищу. И все вернулась на круги своя.
Именно тогда я перестал спать. Сначала спал, часто просыпаясь, и в тишине ночи прислушиваясь к её дыханию. А вскоре и совсем не мог уснуть — мне все время казалось, что я просплю тот момент, когда она перешагнет незримую границу, а я этого не замечу и ничего не смогу сделать.
Она быстро устала от этой бессмысленной борьбы. Я помню её глаза, когда она через три месяца в один из вечеров сказала:
— Отпусти меня.
Всего два слова, а жизнь вдруг остановилась, превратившись в смерть. И главное, я знал, что она права.
Я ничего не мог сделать.
Я оказался бессилен перед невидимыми глазом убийцами.
В последнюю ночь я просто плакал, глядя на дорогое мне лицо. Ближе к рассвету, когда она вздохнула в последний раз, я осознал свою беспомощность перед смертью, хотя еще совсем недавно считал себя почти всемогущим.
Я осознал свою убогость, хотя в былые времена иногда чувствовал себя Богом.
16
Когда я прихожу на работу, девушку с кровотечением уже перевели в гинекологию. Лариса, дежурившая этой ночью, рассказала, как ближе к утру её разбудила постовая медсестра, которая пошла в палаты с инъекциями и нашла девушку в луже крови.
— Представляете, — говорит она, эмоционально жестикулируя, — девица лежит, закатив глаза, лицо белое, сама вся в крови, постель в крови, а соседка по палате спит. Мы ей сразу капельницу с физраствором и вызвали гинеколога. И через пятнадцать минут она уже была у них. Кстати, я обещала, что вы, Михаил Борисович, отправите им переводной эпикриз.
— Да, конечно, — говорю я, подходя к своему компьютеру. Вписав причину и дату перевода в отделение гинекологии, распечатываю текст.
— Как, уже все? — удивилась Лариса.
Ничего не сказав, я ухожу из ординаторской.
По пути заглядываю в свои палаты — в 301 палате уже все убрали, и единственная пациентка сидела на кровати, как испуганный воробей. В 302 женщины готовились пойти на завтрак и, завидев меня, дружно поздоровались. В 303 один мужчина лежал на своей кровати, отвернувшись к стене, а остальные пациенты отсутствовали, что вполне нормально для этой мужской палаты.
Переводной эпикриз можно передать с медицинской сестрой, но я сам иду в гинекологическое отделение. Хочу посмотреть на девушку и лично отдать выписку лечащему доктору. Точнее, я хочу убедиться, что в её жизни ничего не изменилось. Заодно узнаю, как там беременная женщина с гломерулонефритом.