Доктор Ахтин
Шрифт:
Сегодня ночью он снова проснулся с осознанием того, что его тело лежит на секционном столе. Он снова ощутил острую боль в груди и верхней части живота, снова ощутил безотчетный страх, и вновь подумал о странности своего бытия. И с трех часов ночи Степан Афанасьевич так и не смог уснуть.
— Может, это и к лучшему, — сказал он своему отражению, подумав о том, о чем часто думал в последнее время.
Доктор Мехряков, отвернувшись от зеркала, вздохнул и пошел готовиться к вскрытию.
5
Сидя в полумраке, освещенном только свечой,
Я тоже не один. Взяв очередной лист бумаги, я снова рисую карандашом. Впереди долгая бессонная ночь, которую я проведу среди своих образов. Ночь, которая пролетит незаметно, словно тени окружающие меня живут в другом измерении, где темное время суток короче.
Я рисую один и тот же портрет. Созданных мною образов много, и ночной мир многолико-безумен, как странный сон, где я уже давно не был, но — сейчас на листе бумаги возникает только её лик. Вопрос, который я себе иногда задаю — почему я не рисую другие образы? И ответ — придет время, очень скоро все будет, я нарисую их всех. Образы из памяти стереть невозможно, они поселились там навсегда, поэтому — всему свое время. Однажды придет ночь, когда я нарисую всех, кто населяет мою память.
Сейчас только она. И я веду по бумаге грифель карандаша, практически не глядя на бумажный лист.
Короткий стук во входную дверь. Я знаю, что это сосед сверху. И знаю, зачем он пришел.
Я включаю свет в коридоре и на кухне. Наливаю кипяченую воду в стакан, ставлю его на блюдце и несу с собой к входной двери.
Открыв дверь, я вижу соседа. Его зовут Николай. Он стоит, медленно покачиваясь с пяток на носки, зрачки узкие, на губах блуждающая улыбка, длинные волосы в беспорядке. Он одет в спортивные штаны и рубашку с длинными рукавами.
Он медленно и вязко говорит, что у него кончился хлеб, а они с другом хотят жрать, поэтому если у меня есть буханка белого хлеба, не мог ли я ему дать.
Я киваю. Затем, глядя в его глаза, приглашаю войти, потому что через порог не хорошо что-либо делать, — ни отдавать, ни брать. Он делает неуверенный шаг вперед, неловко перешагнув через порог.
Я говорю, что пока хожу на кухню за хлебом, он может попить воды, которая налита в стакане и стоит на холодильнике.
Он говорит слова благодарности и тянет руку к стакану. Что мне очень нравится в Николае — он вежлив всегда, в любом месте и в любом состоянии. В нем есть некоторая врожденная интеллигентность, словно его далекие предки были из российского дворянства, а в этой жизни он получил прекрасное образование. При этом я знаю, кто его родители и дальние родственники. И какое у него образование. Восемь классов средней школы и улица. Сейчас он следит за собой, он — социально адаптирован, но в его недалеком и коротком будущем только наркоманский туман.
Иногда извести гены интеллигентности невозможно — они просачиваются сквозь многочисленные наслоения генов скотства.
Я несу белую буханку и отдаю ему. Спрашиваю, глядя на пустой стакан, может ему еще что-то надо из еды. Но он говорит, что хавки у него много, и колбаса есть, и пельмени, и все такое, а вот с хлебом напряг. Сказав напоследок волшебное слово, он так же неловко выходит.
Я закрываю за ним дверь, выключаю свет в коридоре и на кухне, и возвращаюсь в полумрак своей бессонницы.
Когда рисую, я думаю — о моем месте в этом мире, и о месте Бога среди нас. Например, Николай тоже может быть Богом, и он несет свой крест наравне с нами, ни словом, ни делом не показывая нам свою суть.
Я не знаю, может, действительно, Николай скрывает свою сущность, или не знает своего предназначения в этом мире. Я также не знаю того, зачем и для чего я пребываю здесь.
Иногда Бог выходит вперед и демонстрирует нам свою божественную сущность. Зная людей, я думаю, что Он напрасно это делал, делает, и будет делать в будущем, но — не мне решать.
Если Бог хочет быть распятым на кресте, это его решение.
Если Он хочет дать людям заповеди, которые все равно будут нарушены — что ж, это его желание.
Если Он через медитацию показывает людям суть бытия — это его поза лотоса.
Образы Бога многолики и многочисленны, и не мне судить его поступки. Он несет людям то, что они заслуживают в данном месте в данное время.
Я заканчиваю очередной портрет и прикрепляю его на стену в длинный ряд рисунков. Её многочисленные образы, как лики на иконах в церкви — я не собираюсь молиться на них, но когда она смотрит на меня с карандашных рисунков, я осознаю свою роль и свое место в этом мире.
Почему-то я уверен, что сейчас это лучшая икона для меня.
Я прижимаю огонек свечи пальцем и улыбаюсь обжигающей боли. В полной темноте я сижу с открытыми глазами и складываю из мыслей новый мир.
Бог, живущий среди нас, видит не все — только то, что в данный момент окружает его. Он может созерцать чудовищную несправедливость, вроде равнодушно и никак не пытаясь исправить её. Он будет стоять, и смотреть на проклинающих его людей, никак не пытаясь помочь им. Он вместе с нами радуется любой божьей милости, ниспосланной за праведную жизнь, словно Он один из нас. Он будет с нами в горести и радости.
Я вглядываюсь в лица образов, идущих навстречу. Нет, я не пытаюсь разглядеть Его лик в бредущих тенях — это невозможно. Если Он сам не захочет, мы не сможем узреть божественную истину.
Я вглядываюсь в лица людей, которые в данный момент и всегда всего лишь мои видения. Сумрачные, спокойные, радостные, довольные и недовольные, — лица проплывают мимо в мире моего отсутствующего сна.
Тени странного мира. Хотя, что может быть странного в мире, где Бог сгорает в пламени взрыва вместе с фанатиком, который шепчет имя Бога перед смертью. Что странного в мире, где Бог, глядя огромными детскими глазами на равнодушие людей, медленно умирает от голода и отсутствия элементарной доброты.
Странно именно то, что люди могут радоваться и смеяться, видя, как Бог приносит себя в жертву.
6
Позвонил заведующий гинекологическим отделением. Я слушаю его голос — чуть взволнованный, слегка веселый — и представляю себе его расплывшуюся фигуру, которая в белом халате выглядит, как облако. Мы были ровесниками, но выглядел он старше меня лет на десять. Он говорит о том, что у него в отделении есть женщина с гематурическим вариантом хронического гломерулонефрита, и она хочет вынашивать беременность.